Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения

Гюго Виктор

В зале второго этажа, отбитой Радубом у противника, устроили короткий привал. Принесли фонарь. Симурдэн подошел к Говэну. Они стали совещаться. И правда, было что обсудить. Нападающие так и не раскрыли тайны осажденных, не подозревали, что у вандейцев совсем мало боевых припасов; не знали они и того, что запасы пороха у врага приходят к концу; зала третьего этажа была последним оплотом осажденных; но нападающие могли предполагать, что лестница заминирована.

Одно было ясно — враг теперь не ускользнет из их рук. Уцелевшие в бою

были как бы заперты в зеркальной. Лантенак попался в мышеловку.

Но раз так, можно было передохнуть и найти наилучшее решение. И без того уже ряды республиканцев поредели. Надо было действовать так, чтобы не понести большого урона в последней схватке.

Решительный приступ был сопряжен с немалым риском. Вполне может статься, что враг встретит их ожесточенным огнем.

Наступило затишье. Осаждающие, завладев двумя нижними этажами, ждали, когда командир даст сигнал к атаке. Говэн и Симурдэн держали совет. Радуб молча присутствовал при обсуждении.

Но вот он снова стал навытяжку и робко окликнул:

— Командир!

— Что тебе, Радуб?

— Заслужил я хоть небольшую награду?

— Конечно. Проси чего хочешь.

— Прошу разрешения идти первым.

Отказать ему было невозможно. Впрочем, он и не стал бы дожидаться разрешения.

XI

ОБРЕЧЕННЫЕ

Пока в зале второго этажа шло совещание, на третьем спешно возводили баррикаду. Успех — это исступление, поражение — бешенство. Двум этажам башни предстояло схватиться в отчаянном поединке. Мысль о близкой победе пьянит. Второй этаж был окрылен надеждой, которую следовало бы признать самой могучей силой, движущей человеком, если бы не существовало отчаяния.

На третьем этаже царило отчаяние.

Отчаяние холодное, спокойное, мрачное.

Добравшись до залы третьего этажа — до последнего своего прибежища, дальше которого отступать было некуда, — осажденные первым делом загородили вход. Просто запереть двери было бы бесполезно, куда разумнее представлялось преградить лестницу. В подобных случаях любая преграда, позволяющая осажденным видеть противника и сражаться, надежнее закрытой двери.

Факел, прикрепленный Иманусом к стене возле пропитанного серой шнура, освещал лица вандейцев.

В зале третьего этажа стоял огромный, тяжелый дубовый сундук, в каких, до изобретения шкафов, наши предки хранили одежду и белье.

Осажденные подтащили сундук к лестнице и поставили его стоймя на самой верхней ступеньке. Размером он пришелся как раз по проему двери и плотно закупорил вход. Между сундуком и сводом осталось только узкое отверстие, через которое с трудом мог протиснуться человек, что давало в руки осажденным огромное преимущество, позволяя им разить одного наступающего за другим. Да и сомнительно было, что кто-нибудь отважится на такой шаг.

Забаррикадировав дверь, осажденные получили небольшую отсрочку.

Пересчитали бойцов.

Из

девятнадцати человек осталось лишь семеро, в том числе Иманус. За исключением Имануса и маркиза, все остальные были ранены.

Впрочем, все пятеро раненых вели себя, как здоровые, ибо в пылу битвы любая рана, если только она не смертельна, не мешает бойцу двигаться и действовать; то были Шатенэ, он же Роби, Гинуазо, Уанар Золотая Ветка, Любовинка и Гран-Франкер. Все прочие погибли.

Боевые припасы иссякли. Пороховницы опустели. Вандейцы сосчитали оставшиеся пули. Сколько они, семеро, могут сделать выстрелов? Четыре.

Пришла минута, когда осталось только одно — пасть в бою. Они были прижаты к краю зияющей ужасной бездны. К самому ее краю.

Тем временем штурм возобновился, на этот раз его вели не столь стремительно, зато более уверенно. Слышно было, как осаждающие, поднимаясь по лестнице, выстукивают прикладами каждую ступеньку.

Бежать некуда. Через библиотеку? Но на плоскогорье стоят заряженные пушки и уже зажжены фитили. Через верхние залы? Но куда? Все ходы ведут на крышу. Правда, оттуда можно броситься вниз с вершины башни.

Семь уцелевших из этой легендарной банды понимали, что они попали в западню, откуда нет выхода, что они заключены среди толстых стен, которые охраняют, но и выдают их с головой врагу. Их еще не взяли в плен, однако они уже были пленниками.

Маркиз произнес громким голосом:

— Друзья мои, все кончено.

И, помолчав, он добавил:

— Гран-Франкер снова становится аббатом Тюрмо.

Вандейцы, перебирая четки, преклонили колена. Стук прикладов по ступенькам лестницы приближался.

Гран-Франкер, с залитым кровью лицом, так как пуля сорвала ему с черепа лоскут кожи, поднял правую руку, в которой он держал распятие. Маркиз, скептик в глубине души, преклонил колено.

— Пусть каждый из вас, — начал Гран-Франкер, — вслух исповедуется в грехах своих. Маркиз, начинайте.

Маркиз произнес:

— Убивал.

— Убивал, — промолвил Уанар.

— Убивал, — промолвил Гинуазо.

— Убивал, — промолвил Любовинка.

— Убивал, — промолвил Шатенэ.

— Убивал, — промолвил Иманус.

И Гран-Франкер возгласил:

— Во имя отца и сына и святого духа, отпускаю вам грехи ваши; мир вам.

— Аминь, — ответили хором шесть голосов.

Маркиз поднялся с колен.

— А теперь, — сказал он, — умрем.

— И убьем, — добавил Иманус.

Приклады уже били по сундуку, загораживающему вход.

— Обратитесь помыслами к богу, — сказал священник. — Отныне земные заботы для вас уже не существуют.

— Да, — подхватил маркиз, — мы в могиле.

Вандейцы склонили головы и стали бить себя в грудь. Лишь маркиз да священник стояли неподвижно. Все глаза были опущены, священник творил молитву, крестьяне творили молитву, маркиз был погружен в раздумье. Сундук зловеще гудел под ударами топора.