Девяностые. Фрагменты прожитого…
Шрифт:
Дело к вечеру. Тарас ждал. Олег видел это и знал, начало разговора на эту щекотливую тему за ним.
И он решился.
– Тарас Сергеевич. Уходил бы ты подобру-поздорову из своей конторы. Выход у тебя один, пока трудится, и искать возможность уйти из этой компании. Напиши рапорт на увольнение, имитируй болезнь, по болезни уйди, найди ещё какие варианты, тебе виднее. Если надо скрыться на какое-то время, я могу помочь. Денег, тысяч сорок долларов я найду и потом могу какое-то время, если конечно бизнес не рухнет, деньгами помогать. Это я могу. Так что думай. Пожалуй, я всё сказал, поверь – это честно с моей стороны. О семье ты сам
Тарас никак не отреагировал на слова Олега. Он тоскливо на него глянул, но спохватившись, вновь надел маску добродушного хозяина и повёл гостя к столу.
Через сутки Добров был дома.
Дела вновь захлестнули его. Побежали деньки: парфюм, тряпки, тушёнка, макароны, лосьоны, гели – всё вперемешку. Деньги, бартер, машины, склады – и всё это каждый день, всё мелькает, мечется и не остановиться. Нельзя! Остановишься – марш в отстойник.
Сил хватает разве что рюмку выпить, откинуться на диване и помечтать…
А о чём мечтать?
2.
Как отбойный молоток, громко и нахально прозвенел телефонный звонок.
«Кто там с ума сошёл? В выходной в такую рань звонить», – Добров сунув ноги в тапочки, подошёл к телефону.
– Слушаю вас.
В трубке послышались всхлипы.
– Олег, Тараса убили… Его, убили, ты слышишь, Олег! Убили… Приезжай, а прошу тебя, пожалуйста приезжай скорее.
Раздался сигнал отбоя.
Олег тяжело опустился в кресло. В ушах эхом отзывались слова Татьяны: «Убили… убили…»
Скрипнула дверь. В гостиную вошла Марина.
– Кто звонил? Что случилось?
Добров посмотрел на жену.
– Тараса убили. Татьяна звонила.
– Как убили?! Убили… Что же теперь будет?
– Не знаю. Таня просит приехать.
– Куда ты поедешь? Ты же сам сказал, его убили. А значит, начнутся разбирательства. Ты дружил с Тарасом, тебя первого и спросят.
Олег взорвался:
– Ты что, не понимаешь ничего? Моего товарища убили. Слышишь, убили! А ты про какие-то допросы болтаешь. Всё. Собери быстренько сумку, я сейчас звонок сделаю и на вокзал.
Олег взял телефон и перенёс на кухню. Первый звонок сделал Парицкому. Он, не посвящал Анатолия в подробности произошедшего, просто сказал: «Надо на пару дней отъехать в Киев».
Второй звонок Николаю:
– День добрый, это Олег. Коля, ты?
Добров был удивлён ответом, – «Вы ошиблись номером». Он попробовал перенабрать, но остановился. Голос был явно Николая. Выходит, тот или не может говорить, или не желает. Странно.
Минут через пятнадцать раздался звонок.
– Алё, слушаю.
– Это Николай, из автомата звоню. Пожалуйста, на домашний телефон не звоните мне, могут быть проблемы…
Олег перебил его:
– Слушай, что там произошло, как погиб Тарас Сергеевич, ты что-то пояснить можешь. Мне его жена позвонила, разрыдалась только и сказала, что Тараса убили. Я выезжаю сейчас. Ты что-то можешь сказать, что произошло.
– Пока нет. Знаю только, что он выехал в Россию и где-то по дороге к Брянску машину обстреляли. Гаишники подъехали, когда уже всё было кончено. Машина сгорела дотла, Тараса не смогли спасти, тоже сгорел. Он видимо был за рулём. Машина, точно его и сумка с документами на заднем сидении валялась. По остаткам документов и наручным часам Чуприя и опознали. Российская милиция передала тело нашим. Дело возбуждено, но сами понимаете – Россия: им незачем дела по гражданам Украины разбирать, а здесь тем более военный, и не просто военный, а высокопоставленный чиновник министерства обороны. Вот такие дела. Олег Платонович, я вас прошу не звонить мне больше, от наших разговоров только неприятности будут. Меня вчера и так уж замордовали: что да как, да почему он поехал в Брянск и прочее? А я что отвечу? Одним словом, не звоните мне. Всего доброго.
После этого разговора ситуация для Олега не прояснилась, появилась ещё больше вопросов, да и только. В общем, решение было верным: надо ехать в Киев.
На машине не рискнул. До Киева ехал поездом. Отоспаться не суждено было. Мозги пухли от мыслей.
«Неужто он, профессиональный военный мечтал о жизни, в которой нынче кувыркается. Нет, конечно. На политработу не рвался. После училища оператором машины подготовки был, а на комсомол молодёжь выдвинула. Не назначила, а именно выдвинула. Сначала в бюро дивизиона, а уж потом и на комитет комсомола. С трудом в новую работу входил, думал, ошибся, но затянуло и уже без них, комсомолят своих, и жить не мог. На службу действительно ехал как на праздник. Знал, приеду в полк, сегодня комплексные занятия в батарее, там парни ждут. По старту носятся, у всех свои задачи, а нет-нет, да и глянут на секретаря, смотри мол, каков я, можешь по радио отметить. А уж если кто с проблемами придёт, до командира полка дойду, и обязательно помогу солдату. Потом дивизион, полк. Помнится, с полком прощался: построили гарнизон, народу человек около четырёхсот. Смотрю на офицеров, прапорщиков, а ведь всех по именам и отчествам знаю, семьи знаю, практически всё об их жизни знаю. Сержантов по именам, и уж всех солдат точно по фамилиям знал.
Преподавать не думал. С детства любил быть среди людей, покомандовать любил, но что бы учить курсантов экономике: и в страшном сне не могло привидеться. Но так уж случилось.
Думал ли, что парфюмерией буду торговать? Смешно и говорить – разумеется, нет. А ведь торгую. А что делать. Жить надо. Можно со всем мириться, во всяком случае, ещё в детстве стих Михалкова все знали:
«…Кто трусы ребятам шьет?
Ну, конечно, не пилот!
Летчик водит самолеты –
Это очень хорошо!
Повар делает компоты –
Это тоже хорошо….»
Так что мамы и папы всякие нужны, они всякие важны… Вот и он духи нынче продаёт. А ведь кто-то из его коллег на парковке дежурит, на «железке» подрабатывает разгрузкой вагонов, кто бомбилой трудится.
Вот так.
А кто, цепями золотыми обвешенный в кроссовках, спорткостюмах, или в малиновых пиджаках рэкетом занимается: и что, тоже дело, главное мозги включать не надо, кулаки работают».
Подумал Добров об этой бандитской нечисти и противно стало. Но что поделаешь, такие как Чубатый стали обязательным элементом разгульной действительности. Они везде, и в маленьком городе и в столицах.
«Се ля ви», как французы говорят.
Мыслями он вновь вернулся к нынешней своей жизни.
«Ну, хорошо, положим, продажа идёт успешно. Какие-то деньги идут. Зарплату людям отдал, налоги, бандиты, аренда, взятки и прочее. Рассчитался. Осталось ещё что-то в мошне. И куда с ней? Вложить эту денежную кроху возможно разве что в курятник Парицкого. А если что-то построить, создать производство? Мечтать можно, даже полезно. А где «Зин деньги»? Банковский кредит? Так кто его даст, а если даст, это кабала!