Девять девяностых
Шрифт:
— Ты всё там же работаешь? — спрашивает Олень, хотя они весь год общаются в скайпе и все новости — на виду.
Ада работает всё там же — у них с Татианой крошечное туристическое агентство. Два человека, полкомнаты, один компьютер.
Интересно, сегодня она тоже об этом спросит?
Олень никогда не останавливается у Ады с Аделем — терпеть не может чужой быт. (А раньше так хорошо отдыхала в холодильнике на Дружининской!)
Дружининскую давно отменили, точнее, обменяли. Живут на Жукова и строят дом в Рассохе. У них двое детей, мальчики —
Никиту Олень однажды привезла в Париж — Ада была с ними в Диснейленде, парке «Астерикс» и галерее эволюции в Ботаническом саду. Мальчик — как фарфоровый, бело-розовый, с голубыми глазками. Если бы у Ады был такой мальчик, она бы целыми днями его разглядывала, как картину. А Олень всё покрикивала да командовала. В парке Никита попросил игрушку — плюшевого Обеликса, мать отказала: дорого. Ада незаметно вернулась, купила:
— Пусть будет подарок от меня.
— Ну ладно, — мотнула плечом Олень. — Если ты настаиваешь. Держи, вот твой Обелиск!
— Спасибо, тетя Адель! — расцвел мальчик. Стал совсем как мейсенский фарфор. А потом уже в вагоне «эруэр» уточнил:
— Обелиск на площади Согласия, мама. А это — Обеликс.
— Странно, — заметила Олень, — ребенок мой, а поправляет всех прямо как ты, Адка.
…Она перешла через дорогу, пожалела, что нет времени — можно было бы посмотреть новую выставку в музее. Олень ни за что не пойдет, ее и в Помпиду не затащишь.
Вот она, Олень, за столиком, машет рукой! Какая… русская! Яркая помада, волосы, даже духи крепкие, как освежитель воздуха.
Однажды Олень рассказывала о своем романе с женатым мужчиной. Он был таким капризным, что Олень повсюду таскала с собой освежитель воздуха — даже в гостиницу, на свидание. Чтобы не оскорбить его грубым запахом.
Ада в ответ — другую историю. Вела недавно экскурсию у русской группы, и одна тетка показалась ей ужасно знакомой. Недовольная такая, вздыхала, томилась, сверлила взглядом часики. Ада смотрела на нее и так и сяк, потом наконец вытянула из памяти имя — Елена! Золотые зубы исчезли, как страшный сон, выглядела чуть ли не моложе Ады — жаль, что к лицу прилипла недовольная гримаса. Елена Аду не узнала, и слава Богу. А вечером подала распечатку из интернета: «Проверьте, здесь часы работы правильные?» Опять в Лувр собралась. Ниже распечатанного текста от руки была сделана приписка — «пятнадцать минут хотьбы от гостиницы».
— Пятнадцать минут хотьбы! — хохотала Олень. — Лучшее в мире описание секса.
Что они скажут друг другу сегодня?
Фуа-гра смело подали с укропом и сырой морковью, камбалу — с кишем из шпината и капусты под сырной корочкой, а на десерт принесли пьяную, крепко выпившую грушу с мороженым и черносмородиновым муссом. Под белой тугой салфеткой — булочки неприличной формы.
А за окнами — дождь, Башня, красные коробочки лифтов ездят вверх-вниз.
— Помнишь, в девяностых шел такой сериал — «Элен и ребята»? — спросила Олень.
— Не помню, — сказала Ада. — Я тогда чаще в кино бывала,
— А я смотрела и видела тебя, Адка. Как ты там живешь, ешь круассаны, бормочешь по-французски… Вот скажи, ты ни разу не пожалела, что уехала?..
За окнами — парижские дома, серая черепица, как грозовое небо.
— Давай выйдем на крышу. Дождь, кажется, кончился.
Олень всё равно раскрыла зонт. На крыше с зонтиком, как Мэри Поппинс. Она уже забыла про свой вопрос, вовсю щебечет про детей. Лев смешно коверкает слова. Даже поправлять жаль! Недавно выяснилось, он всерьез считает, что есть такие страны — Виталия, Виспания и Вавстрия.
— Потому что мы с Алешей постоянно говорим: поедем в Италию, а бабушка была в Испании, а дедушка — в Австрии.
Екатеринбург разлетелся по всему миру.
Как будто кто-то взял и грохнул копилку с монетами — куда какая закатилась.
— А вот она мне всё равно не нравится, — говорит Олень, кивая в сторону Башни. Отсюда, с крыши, Башня выглядит неожиданно хрупкой. И так послушно, кротко отражается в лужах.
— Я никогда не жалела, — невпопад отвечает Ада.
«И никого», — под нос себе шепчет Олень.
Город-герой
Города как люди — с кем-то просто не складывается. Никто не виноват, ни ты, ни город. Ада много раз бывала в Нью-Йорке, ездила с Татианой и Шарлотт на распродажи в Лондон и в гости к Паскалю — в Берлин. Паскаль вырос в красивого блондина, чуточку более полного и кудрявого, чем хотелось бы. Мадам Наташа еще целый год после свадьбы Ады с Аделем норовила пристроить ей свои старые наряды — но потом открыла для себя Красный Крест. Дельфин живет в Канкале, работает в малюсенькой гостинице — она растолстела и обабилась, но совершенно точно не употребляет. Надя умерла от рака, Марк так больше и не женился.
Кажется, ничего не меняется — но при этом меняется всё.
На улице Ришелье была замечательная булочная — держал ее суровый бретонский мужчина, седой и косматый, как Зевс. Насколько он был суровым, настолько же нежными были его багеты и сладкими — марципановые свинки с начинкой из шоколадного теста.
Ада ходила к бретонцу многие годы, и всякий раз он встречал ее в одной и той же синей майке, выпачканной мукой.
А потом она почему-то перестала приходить сюда за хлебом, вспомнила про бретонца только через год. И как в стену уткнулась. Нет больше булочной, марципановые свинки живут только в мыслях.
В Екатеринбурге, если верить новостям из интернет-программы Олень, всё меняется еще быстрее. Открываются и закрываются рестораны, расцветают и догорают бизнесы, иногда — как в девяностых — бесследно исчезают люди.
Ада смотрит программу Олени, не отрываясь, каждый день.
Пытается собрать из нее Екатеринбург — по секундам.
Это — город-герой, о котором читаешь, но при встрече не можешь узнать.
У Ады мечта — вернуться, и когда-нибудь она обязательно это сделает. Вот увидите.