Девять дней исправления
Шрифт:
- Что ты такое говоришь?
- Только дурак не поймёт, что маги не виновны в гаргене и ни в каких других бедах города, которые на них вешают люди. Но благодаря существованию магов, людям есть, на кого их вешать. Они как козлы отпущения. Кто займёт их роль, когда их не станет? Разгневанная толпа сегодня будет стоять под их замком, а не под вашим, только потому, что сегодня ей есть, кого винить в своих бедах. Поэтому я спрашиваю, какова ваша цель? Вам точно не выгодно сие событие. Или неужели всё
- Пошёл вон отсюда, пока я не расторг наше соглашение, - как смог спокойно сказал Вильтус.
Всё ещё улыбаясь, Скилт отвесил чисто символический поклон и выполнил просьбу.
* * *
Рука с пером дрогнула, оставив на бумаге длинный росчерк. Проклятье! Придётся писать заново!
Санмир обернулся, чтобы поглядеть на того, кто издал напугавший его звук.
- Ну, наконец. Почему так долго? Пировал на трупах жителей Куастока?
- Ты уже шутил так, - процедил сквозь зубы Фурин, только что превратившийся в человека.
- Вот как! Прости. Мне просто говорили, что у ворон короткая память. Неужели придётся выдумывать новые шутки? Как насчёт какого-нибудь блестящего предмета в твоей лапе?
- Это сороки крадут блестящее, а не вороны, идиот - пробурчал Фурин, отдавая монету.
- А они тоже приносят в гнездо только половину? Где вторая монета, растяпа?
- Если она не у тебя, то значит, всё пошло не так, как должно было.
- Объясни.
Фурин, вздохнув, выдвинул стул из-под выемки письменного стола и присел. Потом рассказал маленькую историю, которая имела большое значение.
- Так что, - заканчивал он, всё ещё вздыхая.
– Если Транон не телепортировался сюда, то монету добыть не сумел. Надеюсь, с ним самим всё в порядке.
- Это неважно, - задумчиво проговорил Санмир.
– Он уже свою роль сыграл и нам больше не нужен. Разве что как боевая единица, так сказать. А вот то, что он не добыл вторую монету, очень печально. Как звали того мага, у которого она?
- Нашёл, что спрашивать, - усмехнулся Фурин.
– У всех магов одинаковые имена.
- А потом он упрекает меня в том, что я не отличаю одних вороновых от других, - проворчал гэльв, подходя к другому столу, на котором в своём порядке лежали бумаги.
– Он есть среди них?
Фурин с явной неохотой встал со стула, тоже подошёл к столу и взглянул на портреты магов.
- Вот этот. Точно он!
- Значит, Дардарон.
- Да, кажется, его так звали.
- Я скажу своим людям. Монета будет у него, или же он будет знать, где искать её. Придётся брать его живым. А он один из двух оставшихся сильных магов в этой школе.
- Нет. Один. Я забыл сказать: позавчера, как раз когда я улетал, арестовали одного из них. Транон сказал, что это был самый сильный из них. Директор.
- Вот это новость! Эм. Есть какая-то аналогия с птицей, которая приносит хорошие новости? Или нету? Неважно.
- Я знаю аналогию, в которой используется выражение "птичьи мозги", - сказал Фурин и засмеялся.
- Ха-ха, - передразнил его гэльв.
– По-твоему, это смешная шутка?
- Да, - кивнул мурф, всё ещё смеясь.
– По-моему, очень смешная.
- Когда закончишь хохотать, превращайся обратно в птицу и лети назад в Куасток.
- Что? Зачем? Я думал, моя работа закончена!
- Нужно ведь нам знать, чем всё закончится, если никто из моих людей не вернётся.
- Значит, ты не уверен в собственном "гениальном" плане?
Санмир стал спиной к Фурину, скрестив за спиной руки.
- Никто не может знать наверняка, что сегодня произойдёт в этой школе.
* * *
Всё, что можно было сделать, они уже сделали: оделись в самые прочные мантии из имеющихся, взяли с собой оружие и продумали пути отхода. Магистры расставили по всей школе магические ловушки (на это ушло чуть больше часа) и объяснили ученикам, как они работают. Дардарон отдал монету Олтанону, потому что понимал, что гэльвы наверняка догадаются искать её у самого старшего. Также он объяснил, как можно притягивать монету к себе. У каждой из её сторон есть свой заряд, у одной плюс, а у другой минус. Если ты владеешь плюсом, то и притянешь её плюсовую сторону, а если минусом, то минусовую. Старагон попробовал и обнаружил, что это весьма увлекательно.
Теперь они затаились по тёмным углам с обеих сторон от того места, где примерно должны были появиться гэльвы, и ждал, все в напряжении.
- Если я умру, а ты выживешь, - говорил Олтанон своему приятелю.
– Напиши на моём надгробии "Таралон, ты старая свинья, и я даже после смерти могу наречь тебя тем, кем ты и являешься на самом деле" и прочитай это.
- А если я умру, а ты выживешь, то напиши на моём "швиль тебе на рыло, сам пиши это дерьмо".
- Вы даже перед возможной гибелью не можете вести себя хоть сколько-то серьёзно?
– поинтересовался новенький.
- Точно, - сказал Олтанон, а Таралон хихикнул.
– Это, видать, наша собственная "защитная реакция организма". Перед чем-то плохим мы стараемся вести себя так, будто всё хорошо. Знал я одного мужика, у которого бабка была тронута головой, жена померла при родах, а маленькие детки ели только то, что ему удавалось купить на остатки взятых у ростовщиков денег, после раздачи долгов. И при каждой встрече со мной он хохотал, как сумасшедший. Говорят, так его и нашли, с улыбкой во всю рожу, в яме, куда его кинули ростовщичьи вышибалы.