Девять карет ожидают тебя

Стюарт Мэри

Бернар прямо под нами коротко всхохотнул.

— Мышка, дружочек Жюль. Тебе сегодня на каждом дереве тигр мерещится. Ну ладно, я в кровать хочу, хотя она у меня и не такая теплая, как твоя. Когда англичанин обычно приходит?

— Довольно рано. Но не знаю, придет он сегодня или нет.

— Ну и пошли. Надеюсь, в Валми уже все утряслось. И какого черта хозяин меня сюда послал, ума не приложу. Пошли, mon ami. Сейчас выключу свет и закрою дверь, я тебя догоню.

— Подожду.

— Ну и ладненько. Вот так. С камином, надо полагать, ничего не случится… Что-то твоя кровать не заставляет тебя торопиться, дружище Жюль.

Его голос удалялся к двери. Рядом со мной Филипп шевельнул головой, его

дыхание мягко коснулось моей щеки.

Голос Жюля, опять жизнерадостный:

— Ох эта моя кровать. Скажу я тебе…

Дверь тихо закрылась. Звуки затихли. Я и не представляла, как безмолвен лес. Никто не шевелится и не шуршит. Мальчик тихо дышит. Где-то голубь запел. Скоро солнце взойдет. Будет хороший день. Я легла рядом с Филиппом, трясясь, как в лихорадке.

Надо успокоиться. Во время всего их разговора я пыталась принять решение. То мне хотелось заговорить, пока не ушел Жюль, потому что он не работает у Валми и мог бы спасти нас от Бернара. Потом он начал меня обвинять, а Бернар — защищать, ничего понять невозможно. Бернар пытался бороться со сплетнями, которые, вроде, сам вместе с Альбертиной и породил. Все у меня перепуталось в голове. А может быть, я ошиблась? Леон де Валми, если он виноват, должен был по моему побегу понять, что я его подозреваю. Он не мог не волноваться. И еще что-то меня беспокоило. Какая-то неестественная беседа. Странным тоном говорил Бернар.

Я тихо лежала, голубь ворковал на вершине сосны, сердце успокаивалось, кровь начинала течь с нормальной скоростью. Филипп пробормотал:

— Мадмуазель, — и опять заснул.

Я улыбнулась. Если бы он это сделал чуть раньше, Бернар бы точно его услышал. В конце концов он был прямо под нами, а Жюль почти у двери… И тут я села, и сердце снова начало вырываться из груди. Бернар наверняка его слышал. Конечно. Он знал, что мы тут. Вот так. Никак иначе этот странный разговор объяснить нельзя. Конечно, он был чудной, и я запуталась.

Бернар знал. И ему не хотелось находить нас при Жюле. Только поэтому он не полез на чердак, не закончил поиски, отказался слышать, пытался выгнать Жюля и остаться закрывать двери. И поэтому он меня защищал. Конечно, надо было как-то объяснить его присутствие в лесу, а самое безопасное — полуправда. Он был очень осторожен, знал, что я слушаю и не хотел меня спугнуть… До того, как вернется. Конечно, вернется.

Я вскочила и побежала к люку. Слышала я только, как Жюль разговаривает на тропинке, и не собиралась рисковать, вдруг Бернар притаился внизу? Легла, подняла крышку чуть-чуть, посмотрела в маленькую щель. Пустая комната. Вернулась к Филиппу, встала на колени, закрыла глаза, чтобы сосредоточиться и не будить ребенка в таком безумном состоянии. Надо себя контролировать. Отсчитала двадцать секунд. Он вернется. Отвезет Жюля домой, все увидят, что он поехал в Валми, и вернется. С бешеной скоростью. У них мало времени. Я пыталась перестать думать об этом. Как они будут выпутываться не мое дело, в пустом лесу все возможно. Фантазии так и лезли в голову. Как Леон де Валми несется по лесу на своей инвалидной коляске и находит нас везде, будто у него внутри радар. Слезы текли по моим щекам. Я стала будить Филиппа.

16

Седьмая карета

Он проснулся неожиданно:

— Мадмуазель, уже утро?

— Да, вставай, цыпленок, пора идти.

— Хорошо. Вы плачете?

— Боже мой, нет, почему ты так думаешь?

— Что-то на меня упало. Мокрое.

— Dew, mon p'tit. [47] Крыша течет. Пошли.

Он немедленно вскочил. Очень быстро мы спустились, Филипп зашнуровывал ботинки, а я совершила летучий рейд по шкафам и комодам Вильяма Блейка.

47

Роса,

малыш (фр.).

— Печенье, — сказала я жизнерадостно. — Масло и баночка сардин. А у меня есть пирог и шоколад. Богатство! Дайте мужчине самому о себе позаботиться, и он все аккуратно сложит, как белка.

Филипп улыбнулся. Не такой уж и измученный вид, бледноват немножко. Бог знает, как на меня все это подействовало, чувствовала я себя, как призрак.

— Мы можем разжечь огонь?

— Боюсь, что нет. Лучше нам не ждать месье Блейка. Слишком много народу в лесу, пойдем дальше.

— Куда? В Субиру? Он там?

— Да, но мы отправимся прямо в Тонон.

— Сейчас?

— Да.

— Без завтрака?

Интересное выражение лица. В шкафу оказалась банка кофе, угли еще не остыли, я бы что угодно отдала за немного времени, чтобы успеть его приготовить. Почти что угодно.

— Найдем место, когда солнце взойдет, и позавтракаем на природе. Клади это в карманы. — Я осмотрелась вокруг. — Пойдем. Сначала проверим, что никого вокруг нет, ладно? Осторожно выглянем в окошки…

Мы посмотрели в окна, но кто угодно, конечно, мог спрятаться за деревьями, следить и ждать. Если Бернар повез Жюля до деревни, он еще не мог успеть вернуться, но все равно страшно. Ничего не шевелилось, пришлось рисковать. Ужасно страшно. Я положила руку на дверь.

— Помнишь открытое место на просеке, по которой мы шли? За первыми деревьями. Там нас будет видно от Валми. Мы должны подняться между деревьями до гребня. Это не далеко. Понимаешь? — Он кивнул. — Когда я открою дверь, выходи, не жди меня, не оглядывайся, поверни налево вверх по горе и беги как можно быстрее. Не останавливайся ни за что и ни для кого.

— А ты?

— Побегу за тобой. Но если что-нибудь случится, не жди меня! Мчись через гору, вниз до первого дома и проси отвести тебя в полицию в Тонон. Скажи им кто ты, и что случилось. Хорошо?

Глаза у мальчика подозрительно сверкали, но он только кивнул. Я наклонилась и поцеловала его.

— Теперь, маленькая белка, — сказала я и открыла дверь, — беги!

А ничего и не случилось. Мы выскользнули из домика незамеченными и так же незаметно достигли гребня. Там мы остановились. Мы вырвались из укрытия с мыслью больше о скорости, чем о тишине, а теперь сосредоточились и стали двигаться тихо, но все равно быстро. Спустились по склону еще на сто ярдов до края дороги. Из кустов орешника осмотрелись. Дорога прямая и пустая, на другой стороне — густые деревья. Побежали. Голуби ракетами взлетели над соснами, вот и все. Ворвались в лес молодых лиственниц и елок. Они так густо росли, что пришлось продираться между веток, а руки все время держать у лица, чтобы не выколоть глаза. Сыро, холодно, капли на ветках. Мы скоро промокли, но упрямо двигались по склону на север. Я надеялась когда-нибудь выбраться на колею или проселок, которые привели бы нас в Тонон.

— Осторожно иди, Филипп. Обрывчик какой-то. Спускайся сбоку, вот здесь.

Он послушно скользнул вниз, я за ним.

— Мисс Мартин, здесь пещера!

— И ручей! Думаю, здесь мы можем попить и отдохнуть, ты как?

— И позавтракать?

— Господи, конечно. — Я совершенно забыла о пище, так торопилась убежать от Бернара, а теперь поняла, что очень проголодалась, — прямо сразу.

Это была не настоящая пещера, просто сухая впадина в стене, но она давала убежище от серого лесного холода и иллюзию безопасности. Мы ели молча. Филипп сосредоточился только на пище, я прислушивалась к звукам. Сойка. Капли воды падают с деревьев. Голубь хлопает крыльями. Ручей журчит рядом. Скоро взошло солнце и зажгло огнем верхушки ближних лиственниц.