Девять месяцев до убийства
Шрифт:
Импортуна остановился около стола убитого брата и с бесстрастным лицом стал смотреть на высохшую кровь.
— Впервые вижу это, — сказал он, описав правой четырехпалой рукой нечто вроде овала, — меня сюда не впускали.
— Вам и сейчас не следовало бы приходить сюда, мистер Импортуна, — сказал инспектор. — Мне бы очень хотелось избавить вас от этого зрелища.
— Очень мило с вашей стороны. Но в этом не было никакой необходимости, — сказано это было сухим тоном, хотя в нем все же был слышен отдаленный отзвук угрызений совести. — Итальянские контрадини привыкли к виду крови… Вот, значит, как выглядело убийство брата. Omicidio a sangue freddo.
— Почему
Нино поднял взгляд.
— Кто вы такой? Вы не полицейский?
— Мой сын Эллери, — поспешил представить инспектор. — У него профессиональный интерес к преступлениям, мистер Импортуна, хотя он и не полицейский. Он пишет о работе полиции.
— Ах, вот как! Стало быть, убийство моего брата Джулио послужит вам материалом…
— Я здесь вовсе не за этим, — ответил Эллери. — Просто мы считаем это дело чрезвычайно сложным, мистер Импортуна. И я пришел, чтобы помочь в расследованиях. Однако вы так и не ответили на мой вопрос.
— Вы понимаете по-итальянски?
— Немного. Так почему вы сказали «хладнокровное»?
— Потому что брат был убит одним ударом, нанесенным со страшной силой и большой точностью. Если бы убийца напал на него в приступе гнева, он ударил бы несколько раз.
— В вас умер великий детектив, мистер Импортуна, — сказал Эллери. — Вы сделали чрезвычайно важное замечание.
Нино Импортуна пожал плечами.
— Пользуясь случаем, господа, прошу извинить мою жену за то, что она не может к вам выйти. Миссис Импортуна очень любила Джулио. Его смерть так потрясла ее, что мне пришлось категорически запретить ей входить в эту комнату.
— Нам, разумеется, надо будет поговорить с ней, — сказал инспектор. — Но это не к спеху. Поговорим, когда будет удобно вашей жене, мистер Импортуна.
— Благодарю вас. Я узнал, что вы хотите еще раз допросить моего секретаря мистера Энниса.
— Мой сын хотел бы задать ему несколько вопросов.
— Питер, расскажите мистеру Квину все, что он захочет узнать.
Нино Импортуна прислонился к ближайшей стене. Рядом было кресло, но он предпочел стену. Его чувственные, почти девичьи, губы были сейчас плотно сжаты, суровый взгляд направлен на Энниса,
— Видимо, мне следует повторить всю историю — как я обнаружил его… — сказал Питер Эннис Эллери.
— Нет, — ответил Эллери.
— Нет?
— Я хотел бы, чтобы вы описали мне свои первые впечатления — те, которые возникли сразу после шока.
— Сожалею… — пролепетал белокурый секретарь. — Сожалею, но не совсем понимаю, что вы имеете…
Эллери улыбнулся.
— Я отнюдь не упрекаю вас. Вы, разумеется, сбиты с толку и растеряны. Я и сам еще точно не знаю, что пытаюсь у вас- узнать, потому что двигаюсь ощупью. Но давайте-ка попытаемся вспомнить вот о чем. Скажите, не бросилось ли вам в глаза тогда в этой комнате что-то необычное? Мне известно, что вам хорошо знакомы здесь все апартаменты. Знаете, порою бывает какое-то смутное ощущение — будто что-то не так, хотя все вокруг хорошо знакомо. Может, чего-то нет, или наоборот что-то добавилось лишнее, или что-то передвинуто на другое место.
— Ну, конечно, многое перевернуто, сломано, разбито…
— А кроме этого, мистер Эннис?
— Ну…
— Минуточку.
Инспектор Квин заметил: Эллери что-то обнаружил и сразу стал похож на ищейку,
Внезапно он бросился туда, куда смотрел, опустился на колени и стал что-то пристально рассматривать. Затем метнулся к другому месту, уже за письменным столом, и стал изучать что-то там. Потом вскочил, подбежал к столу спереди и стал заглядывать под него почти посередине, немного ближе к боковой стене.
Поднявшись на этот раз, он подозвал дежурного полицейского.
— Не смогли бы вы мне помочь?
Он поручил полицейскому приподнять письменный стол спереди, за тот угол, который был у боковой стены.
— Всего на два сантиметра, не больше. Еще чуть-чуть повыше. Вот так, хорошо. Подержите минутку.
Он склонился и стал рассматривать палас там, где только что стояла ножка стола.
— Прекрасно. А теперь то же самое проделаем здесь.
Дежурный полицейский повторил всю процедуру с другим углом стола.
Исследования, производимые Эллери у этого дальнего угла, примыкавшего к боковой стене, затянулись чуть дольше. Наконец он кивнул полицейскому и поднялся.
— Ну что?
Голос инспектора по-прежнему был бесстрастным.
Эллери указал глазами на Энниса и Импортуну. Отец ответил ему легким кивком. Эллери тотчас же вернулся к тому месту на паласе, которое осматривал сначала.
— Если вы приподнимете здесь стол, то увидите на паласе углубление от ножки, однако не на том месте, где она сейчас стоит, а чуть в стороне. Если же вы поднимете другую ножку стола и поглядите на палас под ней, то обнаружите нечто странное. Углубление есть, но оно неизмеримо меньше, чем на том меоте, где ножки сейчас нет.
— Вот здесь, — Эллери перешел к месту своих исследований позади письменного стола, почти у самой стены, — точно то же: очень глубокий отпечаток там, где сейчас нет ножки, но где она явно стояла долгое время. А там, куда упирается ножка сейчас, отпечаток на паласе гораздо менее глубокий.
— Если мы теперь подойдем к столу спереди и заглянем под него ближе к боковой стене, мы опять-таки увидим глубокий отпечаток, тогда как палас под ножкой продавлен лишь слегка. Если же мы теперь внимательно рассмотрим палас под задней ножкой, которая ближе всего к боковой стене, то нам придется сделать интересную констатацию: там вовсе нет более слабого отпечатка, как под тремя другими ножками. Отпечаток там еще глубже, чем отпечатки в других местах — старые, глубокие. Как будто стол поворачивали вокруг этой ножки. Единственно возможный вывод, который вытекает из этого, — стол был повернут. Причем недавно.
— И что же дальше? — осведомился инспектор с прежней невозмутимостью.
— Давайте будем исходить из прежних глубоких отпечатков на паласе — вахмистр, будьте добры, возьмитесь за этот угол стола и чуть-чуть поверните его относительно задней ножки, к боковой стене, чтобы поставить в прежнее положение… Нет, еще чуть подальше. Вот так. Итак, стол сейчас стоит так, как стоял обычно, — как видите, немного наискосок. И кресло оказывается практически зажатым в маленьком треугольном пространстве за ним. Пройти и сесть в кресло достаточно трудно. Полагаю, что мистеру Импортунато при его внушительных размерах доставила бы немало мучений попытка протиснуться к креслу за столом и сесть в него, если бы он того захотел. Правда, мистер Эннис?