Девять унций смерти
Шрифт:
Отзвучал последний доклад, и наступила пронзительная тишина.
«Вот сейчас… — мелькнуло в голове у Шарца. — Сейчас скажет… или нет? Молчал же он до сих пор! Или у них не принято перебивать говорящего?»
— Вы неплохо потрудились, — наконец сказал командир фаласской храмовой стражи. — Безымянные дали вам проявить свою доблесть, как то и положено стражам. Мне же, как вашему предводителю, они открыли свою мудрость. Отправляйтесь все немедля в северном направлении. Именно там ныне обретается греховная книга! Найдите ее и уничтожьте!
— Хвала безымянным
— Да хранят, — откликнулся командир, устало прикрывая глаза.
Стук двери, спускающиеся по лестнице шаги, скрип снега во дворе… Шарц неслышно выдохнул, и фалассец тут же открыл глаза.
И вновь Шарц не мог понять выражения этих загадочных глаз.
— Почему? — тихо спросил он наконец. — Почему ты…
— Ты спас мою жизнь, — ответил фалассец. — Я вернул тебе долг, что тут странного?
— Ведь эти твои «безымянные»… они же накажут тебя? — спросил Шарц.
— Если я виновен — пусть Боги накажут меня, — спокойно ответил фалассец.
Шарц только головой покачал.
— Ты слышал, куда я послал людей. Уходи, — так же спокойно добавил фалассец. — Не забудь свое изделие из стекла.
Шарц хлопнул себя ладонью по лбу. И верно ведь, чуть не забыл!
— Спасибо за напоминание, — благопристойно заметил он.
— Не стоит благодарности, — вежливо улыбнулся фалассец. — В следующий раз я убью тебя. Каким-нибудь очень жестоким способом.
— Но не раньше, чем доктор, который придет мне на смену, разрешит тебе вставать, коллега, — улыбнулся Шарц. — До встречи.
Что-то странное было в идущем впереди человеке. Шарц уже хотел от греха подальше нырнуть в ближайшую подворотню, когда человек зашатался и упал, хватаясь за сердце.
«Подожди! — отчаянно взвыл лазутчик. — Два раза на одни и те же грабли! Ты что — совсем дурак?!»
Но лекарь уже летел к упавшему, на ходу расстегивая свою лекарскую сумку. А шут… а шут промолчал, конечно. Какие тут шутки, когда человек за сердце хватается?
И только рванув застежки на груди прохожего, Шарц понял: что-то не так!
А потом прохожий открыл глаза. Жесткий взгляд охотника, уверенного в себе профессионала… так не похожий на взгляд умирающего.
«Я же говорил, идиот ты безмозглый! Тупоголовый кретин!»
Шарц дрогнул. Рефлексы лазутчика рванули его прочь, но было поздно. Узкое лезвие пропороло руку, искавшую пульс, и странная слабость разлилась по телу. Словно во сне, Шарц взмахнул рукой, выбивая нож. Словно во сне, блокировал еще одну атаку противника. Шатаясь, поднялся на ноги. Противник больше не шевелился.
«Хорошо, значит, блокировал…»
«Засыпаю или умираю?» — медленно и грузно подумал петрийский лазутчик.
«Засыпаю», — решил лекарь.
«Живьем берут, гады!» — констатировал шут.
«Еще чуть-чуть, и все…» — определил состояние лекарь.
«И тогда они нас просто похитят», — сообщил лазутчик.
«Попробуй только умереть или сдаться! — пригрозил шут. — Я просто не знаю, что я с тобой сделаю!»
«А что ты можешь со мной сделать?»
«Защекочу
Шарц отступил и огляделся.
Узкий переулок немилосердно качало. Со всех сторон надвигались тени. Под их тяжелыми шагами противно скрипел снег.
— Быстрее! Берем его и уходим, — как сквозь воду, доносится чужой непреложный приказ.
— Ага… взял один… такой… — непослушными губами бормочет Шарц. — Подойди… поближе… и я посмотрю какого… цвета… у тебя кровь.
Мир уже плывет, несется перед глазами, кренится, пляшет темными пятнами на белом удушающе скрипучем снегу. Так. Нужно сделать глубокий вдох. Нет. Лучше не делать. Так еще хуже. Мир кренится все сильнее, словно лошадь, попавшая в бурные воды… какая еще лошадь? Разве в воде бывают лошади? Лодка! Лодка? Ты что, дурак? Какая тебе лодка на городской улице? И на горных тропах лодок не бывает. Впрочем, здесь все равно нет ни одной горной тропы… а даже если бы и были, лодок на них все равно нет…
Стоять. Держаться. Снег — это упавшие с неба звезды, а под снегом… под снегом камни. Родные для любого гнома камни. Стоять. Держаться. За что держаться? А вот за камни и держись! Но камни тают, как снег, превращаясь в воду, а вода превращается в пар. Гномы не умеют держаться за пар. Тут бы и эльфы не справились… Глаза тебе больше не подчиняются, ты не чувствуешь ног, и у тебя, кажется, больше нет рук.
Но ты все еще воин. Воин подгорного мира. Жалкие переростки не получат тебя. Воину не нужны руки и ноги, чтобы сражаться. Воину не нужны глаза. Что-то же у тебя осталось?! Что-то, в чем плещется эта ярость. Закрой предавшие тебя глаза. Воину не нужны глаза, чтобы убивать. Глаза нужны, чтобы не совершать убийства. Но здесь щадить некого. Воину необязательно знать, где право и где лево, где верх и где низ… забудь об исчезающем мире — сражающийся воин устоит даже в пустоте. Постели под ноги плащ своей ярости и сражайся.
Шарц качнулся, бросая свое тающее тело в атаку, и весь мир качнулся вместе с ним.
Пустота. Пустота. Касание. Чей-то вскрик. Хруст ломаемых костей. Стон. Ледяное прикосновение стали. Еще одно — и новый вскрик, яростный и недоуменный. Пустота. Пустота. Сдавленный стон…
— Да когда же эта сволочь свалится?!
— После вас, переростки… — бормочет тяжко раскачивающаяся, ходуном ходящая ярость. — Вот всех вас уложу и сам свалюсь. Сверху.
Он шагает в их сторону, и тени испуганно отшатываются.
— Черт! Здоровый какой!
Пустота. Пустота. Касание. Вскрик. Удар. Укус стали.
— Вали его!
Чужой пинок тяжело отзывается в ребрах. Это ничего, пройдет, а вот его ребра не выдержали. Кого — его? А я откуда знаю? Был тут кто-то…
— А ну-ка разом!
Удар. Еще удар. Чей-то хрип. Пустота. Пустота. Касание. Опять пустота… Что, больно? А вот не нужно бить меня кистенем по затылку! Будешь теперь перелом локтя лечить, долго будешь… может, и не вылечишь. Приходи лучше ко мне на прием, а то ведь ваши ледгундские костоправы так соберут, что и ложку потом этой рукой не подымешь, не то что кистень.