Девять унций смерти
Шрифт:
— Полностью согласен, — кивнул Фицджеральд. — И еще раз прошу прощения за проявленную неучтивость.
— В задницу учтивость! — воскликнул Якш, окончательно стряхивая с себя словно бы окутавшую его сумрачную тень. — Я слышал, тут у вас один гном пчел разводит, а другой лютни мастерит, можем ли мы посетить этих мастеров и поглядеть на эти чудеса?
— Ну конечно, — улыбнулась владыка. — Тем более что пчеловода даже искать не нужно. Мастер Торди!
Гном-пчеловод отделился от небольшой толпы, созерцающей знаменательную встречу двух владык, прошлого и настоящего, и, подойдя,
— Пойдем отсюда, драться они все равно не будут! — разочарованно сказал один совсем маленький гном своему приятелю, мальчишке из людей.
— И то, — солидно кивнул тот. — Пойдем лучше в Петрию поиграем. Скажи, из меня куда лучший Якш, чем из этого?!
— Не вопрос, — согласился гномик. — Какой из него Якш! Так… название одно. Пошли играть.
— Нет, — тут же вмешался еще один гномик, постарше первого. — Пойдем лучше отыщем старейшину Айхенбрехера и попросим его поиграть с нами в подавление бунта! Я в прошлый раз попросил, так он за мной почти полчаса бегал! Такие догонялки получились!
— Не врешь? — строго спросила девочка из людей.
— Ей-богу! — искренне ответил гномик. — Разрази меня гром, укуси кашалот и волк заешь, если вру!
— Тогда пойдем! — сказала стоявшая рядом с ними гномочка и улыбнулась. — Догонялки — это здорово!
— Для настоящей гномской свадьбы нужно наварить как можно больше настоящего гномского пива, — степенно рассуждал мастер Торди. — Чем больше пива, тем лучше свадьба… а гномское, я имею в виду настоящее гномское пиво, делается так…
Гномы терпеть не могут чужой болтовни. Быть может, потому, что сами способны говорить без умолку. Ну а потом, кому же, как не им, со всей достоверностью известно, о чем стоит поговорить именно сейчас, в этот неповторимый миг. Впрочем, Катрин и в самом деле было интересно.
— А еще накупить и наготовить гору всяких вкусностей, — вещал Торди.
Перечисление и описание вкусностей заняло с полчаса. Катрин терпеливо слушала.
— А еще пригласить гостей… гостей со стороны жениха и гостей со стороны невесты, гостей со стороны отца жениха и гостей со стороны матери невесты, гостей со стороны отца невесты и гостей со стороны матери жениха, а также просто гостей со стороны, друзей и родственников друзей, подруг и родственников подруг… званых и незваных, важных и неважных и всех усадить как следует, да приглядеть, чтоб никто не вскакивал и в бороду соседу не вцеплялся…
— Привязать?! — со смехом предложила Катрин.
— Хм. Привязать, — задумался Торди. — А что — не плохая идея! — обрадованно возгласил он. — Привязать! Надо будет попробовать… а еще пригласить музыкантов. И плясунов. И акробатов. И жонглеров. И борцов. И вообще всех, кто под руку подвернется!
— А… жених с невестой? — робко спросила Катрин.
— Ну… — задумался Торди. — Пусть тоже приходят, наконец милостиво разрешил он. — На гномской свадьбе всем найдется место.
— Ты
Якш аккуратно отставил шестой по счету кувшин и взялся за ручку седьмого.
— Не лопну… переросток, — выдохнул Якш. — Я… не пью. Я возвращаюсь.
— Возвращаешься? Куда? — не понял Фицджеральд.
— Обратно. В Петрию.
— В Петрию?! — Фицджеральду показалось, что Якш рехнулся. — В какую Петрию? Очнись! У тебя свадьба завтра, а Петрия давно рухнула!
— Это у того меня… свадьба завтра… который остается, — покачнувшись, пояснил Якш. — А этот… этот уходит. В то самое «давно», когда Петрия еще стояла, уходит.
— Якш, очнись! — вновь воззвал Фицджеральд. — Какой еще «этот»?
— А такой… непонятно, что ли? Это у того свадьба, хорошо ему, засранцу. А этому… наконец-то есть, с кем поговорить… может, и ему полегчает? У этого никогда не было, с кем поговорить. Сплошные подданные. Был, правда, Смотритель Западного Сектора. Друг. Но… поделиться такой болью с другом… ранить его чуткое сердце… Да, он так все знал, конечно… но, чтобы поговорить… я не посмел… — Якш шумно отхлебнул из седьмого кувшина. — И вот, наконец — ты. Человек. Враг. Тебя не жалко. Чихать на твое сердце. Что ему будет? Каждому ведомо, что сердца врагов отковывают из самой высококлассной стали.
— Погоди, Якш, какой же я тебе враг?! — возмутился Фицджеральд.
«Что, мечтал найти и убить хоть одного цверга? — насмешливо напомнил ему внутренний голос. — Что ж, твои мечтания сбылись. Вот он — самый настоящий цверг. Вот только его не убивать хочется, а рыдать от жалости».
«Нет, ты ошибся, цверг и владыка цвергов, у твоего врага никуда не годное, ржавое сердце, чуткое, слабое и ранимое. Оно не отразит сверкающий замах твоей боли, просто не сможет отразить, оно содрогнется от сопереживания. Так что ничего не выйдет, бедняга!»
— Какой же я тебе… враг? — дрогнувшим голосом повторил Фицджеральд.
— Это тому, у кого завтра свадьба, ты не враг, — донеслось в ответ. — А мы у себя в Петрии людей не жалуем.
— Но Петрии больше нет.
— Это для тебя нет, а для меня… — еще один шумный глоток. — Да ты не бойся. Я тебя убивать не стану. С кем же мне говорить, если тебя убью? К нам, в Петрию, люди нечасто заходят…
Якш выдохнул и тяжело навалился на стол.
— Сейчас… погоди… — прохрипел он. — Еще… два глотка, и Петрия… окончательно… сомкнется… над моей головой. Тогда я смогу… говорить.
— Еще два глотка, и ты упадешь, — посулил Фицджеральд.
— Вот еще! — фыркнул Якш. — Владыки… так просто не падают. Им, знаешь ли, достоинство… не позволяет!
Он решительно выхлебал два обещанных глотка и горделиво выпрямился. Глаза его сверкнули. От него повеяло неукротимой мощью, неодолимой властью и неподдельным величием. Фицджеральд так и замер. Маленькой сторожки при комендатуре, где они начали пить, больше не было. Восхитительные каменные своды, покрытые древней гномьей резьбой, окружали их. Гигантские, бесконечные каменные своды… Огромная толща камня тяжко давила непривычного к подобному человека. Давила. Нависала. Сводила с ума.