Девять унций смерти
Шрифт:
«Но зачем?»
«А вот это нам еще предстоит выяснить, коротышка! Кстати, хочу отметить, что, на мой взгляд, фаласский текст вовсе не так удручающе плох, как тебе показалось. Перечитай его потом, отдельно от перевода — сам убедишься».
«Да я и не говорю, что плох, — ответил лекарь. — Просто он беднее».
«Вот уж не хуже гномских, олбарийских и марлецийских сказок!» — промолвил лазутчик.
«Не хуже», — согласился лекарь.
«А перевод делал мастер. Сошедший с ума мастер. Великий бард, чувствуешь разницу?»
За
Сумерки наступили? Да нет, они давно уж наступили. Свечу зажигать пора. Фаласская вязь уже тонет в сером сумраке, марлецийский перевод едва различим, и лишь пугающе живые рисунки смотрят со страниц по-прежнему, сумрак почти освободил их из книжного плена, того и гляди, выпрыгнут.
«Ты что, коротышка! Какую свечу?! И думать не смей!»
«А как же я дальше читать буду?» — возмутился лекарь.
«А дальше ты будешь разбираться в прочитанном! решительно откликнулся лазутчик. — По памяти разбираться, коротышка! Мы-слен-но! Вот уж читатель, на мою голову!»
«Это наша общая голова, между прочим».
«Вот-вот. И арбалетную стрелу она не выдержит!»
«Хочешь сказать, что…»
«Они собираются нанести нам визит. Им кажется, что сумерки — самое подходящее время для этого».
Что-то изменилось за окном. Что-то продолжает меняться. Реальность чуть заметно вздрагивает. Легкий холодок паутинкой бежит по спине.
«Это… это они приближаются?» — сообразил лекарь.
«Ты догадлив, коротышка. Это они подкрадываются. Вот только они чем-то обеспокоены. Чем-то помимо нас».
«Чем?» — спросил лекарь.
«Не знаю», — ответил петрийский шпион.
«Ты же лазутчик».
«Лазутчик, а не предсказатель».
«Ладно. Что делаем?»
«Ждем».
«Ждем? Пусть так, тебе видней».
«Кстати, коротышка, а почему ты подумал об эльфах?»
«Об эльфах?» — поразился лекарь, который думал сейчас о чем угодно, только не об ушедших бессмертных.
«Да не сейчас, — досадливо фыркнул лазутчтк. — А тогда, вначале, когда только приступил к переводу… ты подумал тогда, дескать, стыдно тому, кто разбирал эльфийские ключи, не смочь перевести фаласские сказки, помнишь?»
«Конечно».
«Почему ты об этом подумал?»
«Дурацкий вопрос! В голову пришло, вот и подумал».
«И вопрос не дурацкий, и в голову пришло не просто так, — заметил лазутчик. — Не знаю, обратил ли ты внимание, я вот, лично, только сейчас сообразил, что эти, столь понравившиеся тебе многосоставные метафоры, которых нет в оригинале, очень похожи на…»
«Точно! — жарко выдохнул лекарь. — Как же я не заметил?! Но ведь это означает, что…»
«Так, — резко оборвал его лазутчик. — А теперь замри. Потом договорим».
«Идут?»
«Молчи».
Уже не сумерки — темнота за окном. Темнота в комнате. И что-то происходит где-то там… там, в темноте.
Враги.
Они стараются
Ничего?
Снег ведь не просто снег. «Снег — это упавшие звезды».
И у него есть голос.
— Вр-раг! Вр-раг! — скрипит снег под бесшумными агентскими башмаками.
— Ш-шпик! Ш-шпик! — свистит под короткими лыжами, подбитыми лосиными шкурами.
Обычному человеку, может, и не очень слышно такое предупреждение. Обычный гном, особенно нагрохотавшись за день молотом в кузне, и подавно такого не услышит. Вот только Шарца обычным никак уж не назовешь — ни человеком, ни гномом.
— Вр-раг! Ш-шпик! Вр-раг! Ш-шпик! — визжит и верещит снег так ясно, что хоть уши затыкай.
Дураки они все-таки. Шарц на их месте шел бы в открытую. Мало ли у кого какая нужда по ночному времени образовалась? Идет себе человек и идет. Врач на вызов, любовник со свидания, профессор какой в библиотеке дотемна засиделся, студент с вечерней пирушки домой пробирается, да мало ли что? Кому какое дело? Даже ему не пришло бы в голову, что торопливый скрип под окнами означает непременное приближение неприятеля. Но вот такая нелепая попытка красться, когда это толком невозможно сделать, — да это кого хочешь насторожит! Да и к кому красться, к лекарю, к докторишке, у которого уши бумажной трухой забиты?
— Вр-раг! Ш-шпик! Вр-раг! Ш-шпик!
И еще одна интересная деталь — разная у них обувка. Слишком разная. Даже удивительно, до чего разная. Это, конечно, может ничего и не означать. А может и…
Короткий вскрик.
Кого-то убили?
Короткий стон.
Кто-то ранен?
Убит?! Ранен?! Так вот оно что!
«Я идиот! — выдохнул лазутчик. — Какой же я идиот! Я должен был догадаться! Там не одна, там две группы! Этс не к нам они крались, друг друга они сторожились — вот что!»
«Две группы кого?» — спросил лекарь.
«Мерзавцев, которым нужна наша книга, — ответил лазутчик. — Они столкнулись между собой. А я-то думал, отчего они так медлят! Было бы к кому красться — к докторишке какому-то! Пришли, убили, забрали — всего и делов! А у них и без нас проблем хватает!»
«Так, может, они сами с собой разберутся?» — предположил лекарь.
«Неплохо бы, — согласно кивнул лазутчик и усмехнулся. — Но помочь все равно придется. Сам понимаешь — случай тяжелый, болезнь крайне запущена. Тут без ампутации — никак. Так что припоминай свои профессиональные навыки, коротышка. Ампутация — это по твоей части. Сейчас пойдем и…»