Девять встреч. Воспоминания о старце Николае Гурьянове
Шрифт:
Когда мы вышли из храма, непогоды как будто и не бывало, остров был залит солнцем, и его свет проникал прямо в душу и согревал ее… Мы покидали это святое место обновленные, и даже то, что на моих ногах были старенькие ботики, подаренные матушкой Ниной, потому что мои итальянские ботинки сгорели на печке, ничуть не огорчало меня. С ними как будто сгорели мои сомнения и душевное смятение… А еще я знал, что непременно вернусь сюда – и не раз.
Встреча вторая
В продолжение всего времени, что протянулось от первой до второй встречи с отцом
Папа и мама всю жизнь, помимо основной работы, занимались пчеловодством и в тяжелые девяностые устроились в кооператив на границе Новгородской и Ленинградской областей. Это была заброшенная деревенька из едва ли десятка покосившихся домов с красивым названием Заречье. А чтобы добраться до нее, надо было сперва ехать на электричке до станции Будогощь, потом на автобусе до деревни Радостино, а оттуда пять километров пешком по грунтовой дороге через лес…
Сама деревенька и впрямь находилась за речкой, в которой, несмотря на мелководье, водились раки…
Моя мамочка так любила всякую красоту, что в первый же год насадила целое поле разноцветных васильков… Оно и сейчас есть, это поле…
Жить приходилось без всяких удобств, в вагончике. Был еще один, поменьше, с жесткими деревянными нарами, где я провел отпуск в июле 1992 года, набираясь сил перед предстоящей очередной операцией…
И вот тогда со мной произошла странная вещь из разряда того, что в миру называют мистикой. Надо сказать, что в самом этом слове нет ничего плохого. Словарь иностранных слов дает определение мистики (от греческого mystika – таинство) как веры в таинственное, сверхъестественное, Божественное, сверхчувственное, веры в возможность непосредственного общения человека со сверхъестественными силами…
Святые отцы называют подобные явления духовными прозрениями и предостерегают людей, переживающих такие моменты в своей жизни, от возможных искушений, указывая, что Божественные явления приносят душе мир и покой, в то время как ангелы тьмы, могущие преобразовываться в Ангелов света, приносят душевное расстройство, впадение в высокоумие, гордыню вплоть до психических расстройств… Но на все есть Воля Божия!
Со мной же произошло следующее – в теплый солнечный день, сидя на крылечке своего вагончика, я смотрел, как мама с папой вдалеке, в своих чистеньких белых халатиках и пчеловодных сетках, склонялись над ульем, аккуратно доставая рамку с медом… И вдруг эта картинка словно отделилась от меня и от всего мира и предстала передо мной как бы навсегда записанной в вечности, и в тот же миг я услышал одновременно и снаружи и внутри себя тихий голос: «Смотри, этого больше не будет никогда»… И пронзительная нежность омыла мое сердце, и я заплакал…
Спустя год и три месяца моя мама погибла.
Мама была по-настоящему верующим
Ее воцерковление произошло так естественно, как будто она все знала и раньше… Оказавшись впервые со мной в Шуваловском храме, она сказала: «А я бы тут и стояла, и стояла, всю жизнь». Но жизни оставалось три года… Мамина гибель пришлась на Покров Пресвятой Богородицы – она попала под машину, развозящую хлеб, нагнулась под колеса, чтобы вытащить забившуюся туда собачонку… Это было на пешеходной части…
Три дня в храме служили молебны о здравии, и в воскресенье, 17 октября, после Литургии моя мамочка отошла ко Господу…
Мы не подали в суд на водителя, но в молитвах я просил, чтобы Господь дал мне узнать, как это произошло… И мне приснилась мама и сказала: «Ты увидишь этого человека, но не обижай его, он не виноват – а у него трое деточек, и он не спал»…
Я был очень смущен… Но 31 декабря, перед Новым Годом, когда я отправился за хлебом, я увидел эту машину и подошел к водителю, который сразу вспомнил произошедшее в октябре и поначалу был так напуган моим вопросом, что стал оправдываться и просить не возбуждать дело, и он сказал: «У меня трое детей, и я много работаю, и я не спал в тот день больше суток»…
Но моя вера была так слаба! Она была так слаба, что я усомнился в Божием Промысле и в Милосердии, и в Справедливости Его Путей, и в самой Его Святой Воле, которая, так я думал, лишила меня самого для меня бесценного человека… И моя душа была истерзана этими сомнениями, подточившими мою едва родившуюся веру… Никто не мог мне их разрешить, да и трудно мне было кому бы то ни было о них рассказать…
Будучи совершенно измученным, я принял решение поехать к отцу Николаю. Кроме того, мне предстояла еще одна операция, после которой мне хотелось, если останусь в живых, в память о маме создать в нашем поселке церковь, но это была даже не мысль, а как бы слабый проблеск, о котором мне было и думать-то страшно…
Наступил май девяносто четвертого. И с открытием навигации на Великой я отправился в Псков. Остров Залита встретил меня весенним бездорожьем, но с приближением к батюшкиному домику в душе постепенно что-то оттаивало, заполняя сердечным теплом и умиротворением. Паломников в столь раннее время было мало, но я встал в очередь последним, когда все, уже получив благословение, разошлись… Приложившись к батюшкиной ручке, я горько заплакал, сквозь слезы высказывая все свои сомнения, все горе, которое так долго удерживал в себе…