Девять золотых нитей
Шрифт:
— Ласта! — Крик донесся снизу, и вскоре по камням заскрипели чьи-то башмаки.
Тиффин, спотыкаясь и падая, взбежал по лестнице и бросился на колени возле Леты, прижимавшей к себе бесчувственную Ласту.
— Ласта, что с тобой?
— Сейчас она уже в безопасности. Пока в безопасности. — Лета не спешила его успокоить. Все ее внимание было сосредоточено на Ласте. Постепенно огонь, пожиравший душу девочки и делавший такими горячими ее руки, погас; руки стали прохладными. — Тиффин, ты говорил, она видела вас всех здесь — во сне?
— Что с ней? — На вопрос Леты он и внимания не обратил.
— Ее
Тиффин изумленно уставился на Лету.
— Но Ласта никогда бы…
— Нет, конечно же нет! — поспешила заверить его Лета. — Она никогда не навлекла бы на вас беду по собственной воле. Но, к сожалению, она не обучена охранять свой дар, и душа ее открыта для любых…
— Демонов! Но как они?..
— Мы не знаем, кто и как заставил ее сделать это, — Лета хотела поскорее закончить разговор. — Видишь ли, она истратила слишком много сил, и теперь главное — отнести ее в тепло.
Гуртен и Орффа встретили их уже у дверей главного зала. Тиффин, страшно сконфуженный, стал сбивчиво объяснять, что произошло с Ластой, а Лета по-прежнему все свое внимание уделяла девочке, которая, хотя и шла сама, но явно с трудом держалась на ногах. Лета поскорее уложила ее в теплую постель, а потом сварила ей целебный напиток из трав.
Она стояла над Ластой до тех пор, пока девочка не выпила все до капли. Но казалось, что она так и не проснулась до конца: вид у нее был ошалелый, она все время что-то бормотала и совершенно не сознавала, ни где она, ни что с ней произошло. Лета снова уложила ее, укрыла потеплее и только тогда повернулась к остальным детям.
— Вы, помнится, спрашивали меня, что мне от вас нужно? — без всяких предисловий начала она. — Если честно, я и сама еще до конца этого не знаю. Но, вполне возможно, что это знают те силы, которые способствовали вашему приходу сюда. Знают это прекрасно и готовы в любой момент вас использовать.
И она объяснила, что именно Ласту хотели заставить сделать.
— Но ведь Ласта — не демон! — закричал Тиффин.
Ответила ему Марсила:
— Она из Мудрых. У нее есть определенный дар. И сама Ласта никогда бы не стала использовать его ни на что, кроме добра. Но это еще ничего не значит! По правде сказать, — теперь Марсила повернулась к Лете, — она и не могла использовать этот дар по собственной воле; сны приходили к ней как бы сами собой. Она к ним не стремилась, не заклинала их прийти…
— Мы говорим о ее скрытых возможностях как о даре, — сказала Лета. — Но эти возможности могут стать и весьма тяжким бременем, даже проклятием, если человек сам не может управлять ими. Вряд ли Ласте кто-то объяснил заранее, на что она способна и что может сотворить…
Тиффин снова беспокойно заерзал, потом все-таки не выдержал и сказал:
— Но она… она не знала даже, значат ли ее сны вообще хоть что-нибудь… — Он посмотрел на спящую Ласту. — Ее мать… умерла, когда Ласта была еще совсем маленькой. А моя мама — ей тетка, вот она ее и взяла. Только у нас в роду никаких Мудрых давно уже не было. Ведь и Ласта только после прихода демонов вдруг начала видеть свои сны… И рассказывать, что ей приснилось. Но она, честное слово, не демон! Спроси Гуртена, госпожа моя! Спроси Трузу и Триста! Мы ведь ей все вместе снились!
— Так, а что вам известно о самих демонах? — упорно гнула свое Лета. — Может, вы слышали: нет ли и среди них Мудрых или чего-то похожего?
Дети молча переглядывались. Потом Марсила, покачав головой, сказала:
— Они пришли как… как грозовые тучи! И эти тучи окутали все вокруг, так что стоять было негде — всюду опасность. И было их такое множество… И появлялись они без всякого предупреждения. Мой отец говорил, правда, что мы потому терпели в борьбе с ними одно поражение за другим, что лорды и дамы-воительницы враждовали между собой и каждый из них сражался во главе собственного войска за свой собственный замок. Только их замки… Их замки пали один за другим! А королевы тогда на троне не было. И все мы… словно разом ослепли…
Гуртен согласно кивнул.
— Да, и мой хозяин тоже… Он пытался искать помощи у владельца замка Искар, но тот ему отказал, потому что боялся моего господина и прочих обитателей замка Илдан больше демонов. Он так и сказал: мол, слухи о демонах люди распространяют нарочно, чтоб еще больше запугать тех лордов, которые и так дрожат от страха. А через два дня замок Искар был захвачен, и от него осталась только груда залитых кровью камней. И там… Да, это чистая правда, — теперь Гуртен говорил вдумчиво, неторопливо, словно всматриваясь в собственные воспоминания и видя в них иной, новый смысл, — что лорды засели в своих замках вместо того, чтобы объединиться. И больше всего боялись, что на них нападут их же собственные соседи. Возможно, что и это… А разве не могло и это быть связано с воздействием на них волшебного могущества демонов?
Рука Гуртена снова невольно стиснула рукоять кинжала; он смотрел на Лету так, словно решил во что бы то ни стало узнать у нее правду, даже если для этого ему придется пустить в ход клинок.
— Да. Это вполне возможно.
И вдруг заговорила Алана. Она подошла поближе, подняла на Лету глаза и спросила:
— Госпожа моя, скажи: зачем этим демонам мы? Зачем они стремятся проникнуть в наше убежище? Неужели только для того, чтобы убить нас… — Алана запнулась, и давний ужас плеснулся в ее глазах. — Как и всех остальных? Ласта видела во сне, как мы пришли сюда. Но никаких демонов, что нас здесь поджидают, она не видела!
— Они просто выжидали. Или, возможно, ваш приход сюда давал им возможность открыть двери для чего-то иного… Или для кого-то. — Лета говорила не очень уверенно — разум ее пребывал в поиске; она взвешивала возможности самих этих детей и тех стен, что их окружают. Нет, пожалуй, сюда никто еще не вторгся, если не считать того, что произошло нынче ночью. Она не чувствовала среди этих детей ни одного пятнышка, ни одного сгустка тьмы.
— Но что же тогда здесь такое? — вспыхнул Гуртен. — Эти демоны напали на нас с севера, и они совсем не такие, как мы. Но, возможно… — Он вдруг прищурился. — Они такие, как ты… госпожа моя? — И в этом вежливом обращении было крайне мало дружелюбия.