Вид на море и обратно.Вид на небо и потом.Повторенный многократнодень припомнится с трудом.Между сотен старых фототрудно отыскать одно.Людям хочется чего-то,что бывает лишь в кино.Чтоб спасенная сироткаобогрела всю семью.Чтобы плакала красотказа запорами семью.Чтоб белела колоннадаоткрывая прежний вид.Чтобы с пляжа, как с парадавозвращался индивид.Чтобы шляпа из соломы,чтоб костюм из чесучи,Чтобы времени разломысшили добрые врачи.Что ни говори – приятнона песке лежать пластом.Вид на море – и обратно.Вид на небо – и потом.
«сложные вздорные люди ходят среди простых…»
сложные вздорные люди ходят среди простыхполные противоречий ходят среди пустыхпопадаются под ноги перекрывают путьне дают зацепиться протиснуться и свободно вздохнутьне понимают что жизнь важней чем мысль в головехорошо если мысль одна плохо когда их двехорошо если руки связаны а ноги идут по прямойи готов обед ко времени когда вернешься домой
«я читаю с акцентом даже тогда…»
я читаю с акцентом даже тогдакогда читаю книгу и рта открыть не умеюречь гудит как на ветру проводаничего не исправишь пора бросить эту затеюязык за зубами губа прижата к губефонетика и морфология лингвистика вот наукиони меня одолели в долгой упорной борьбеи водят вокруг хороводы взявшись за рукия даже мыслю с акцентом как бы сказал декартя существую с акцентом жизнь подобно училкеидет мимо дней моих как между рядами парти что-то знакомое чудится в злобной ее ухмылке
«в толпу ныряют как в воду…»
в толпу ныряют как в водусо скалы одиночествкак в хвалебную одуныряют с высот пророчествв толпе забывают душукак очки забывают домавыберешься на сушуа жизнь тебе незнакомавернешься домой за очкамино все вокруг как в туманеза горами и за векамивсе просто как на экранев эпоху кино немогосмена кадра под вальс тапераи вроде смысла немногоно смотрим все без разбора
«у географички вместо мозга – карта больших полушарий…»
у географички вместо мозга – карта больших полушарий.у завхоза вместо тела – разбитая школьная парта.у ботанички вместо платья осенний гербарий.у физички вместо мыслей три закона ньютона.военрук – подарок химичке к восьмому марта.а химичка сухая и плоская, как из картона.а у нас из головы растет молодая травка.а у нас в сердцах посеяны зерна различных пороков.а на шее у нас пионерская шелковая удавка.но мы снимаем ее по окончаньи уроков.
«поскольку ни слава, ни воля…»
поскольку ни слава, ни воляв Украине не умерла,лежат среди чистого полямертвых солдат тела.а поле – чистого чище,и горы – надежный тыл.и пепел на пепелищееще не совсем остыл.в нем смешалась зола пожарищи зола пионерских костров.постой, дорогой товарищ,не слишком ли ты суров?дорога слишком прямая.солнце восходит в зенит.в руках казака Мамаябандура тихо звенит.стоят молчаливым строемвдоль дорог тополя.дышит вечным покоемвысохшая земля.и вновь команда «по коням».вновь – скачки по праху отцов.и вновь по Христу мы хорониммертвые – мертвецов.но слава и воля живы.свети нам солнце, свети!и только жажда наживыстоит у нас на пути.
«Не гордись, дорога, обочиной…»
Не гордись, дорога, обочиной,яблоко – червоточиной,старец – тем, что кончина близка,нечем в мире годиться-дивиться.Не гордись худобою, девица,кто-то скажет: доска – два соска.Ангел-аист летает над крышею,не гордись, ангел, Силою Высшею,лучше строй круговое гнездо.Пусть под кровлей живет долгожитель,носит дедовский сталинский китель,учит древний конспект от и до.Вот вишневый садок, расцветающий,бык соседский, ограду ломающий,норовящий топтать огород.Вот дьячок, осуждающий здравокрепостное господское право.Вот бухой, угнетенный народ.Вот Тацит, обещающий Луциюдревнеримскую революцию,вот восставший футбольный Спартак.Вот – зеленые человечки.А доска – два соска ходит к речкенагишом и купается так.
«книжные полки в простенке между высоких окон…»
книжные полки в простенке между высоких оконна полках рядком тома атласов энциклопедийкажется дух-шелкопряд упрятал в незримый коконвсю медицинскую мудрость минувших столетийнад полками несколько фото в горизонтальной рамеблеклые лица ушедших с еврейскими именамиузнаются фигуры мальчик прижался к мамекак тесно было бы тут если б все жили с намифанерный письменный стол и старое кресло владеньяпапы для прочих они почти под запретомлицо в пенсне с выражением недоуменьядедушка умер давно я знал его только портретомбыли также дубовые ставни и голландские печишкафы и кровати стандартная часть интерьерабыли подсвечники в которых горели свечикогда отключали свет и тенью пугала портьераза портьерой всегда скрывается нечто такоечто содержит трагедию словно за театральной завесойи поныне она жива и не оставляет в покоетого кто помнит все что когда-то было одессой
«и еще учили малых детей не бояться больших собак…»
и еще учили малых детей не бояться больших собакно дети пугались и заиками в мир вошлизаики не виноваты их воспитали таких растили солдатами но они росли как моглиросли от горшка два вершка пехотинцы под столштаны на лямках младшая группа обязательный сон дневнойотец с бутылкою пива раз в месяц ходил на футболмать управляла семьей а могла управлять странойа страна большая каждый год на новом виткеа враг не дремал строил козни исподтишкаи великаны вели больших собак на поводкемимо заик пехотинцев под стол от горшка два вершка
«Нас держали в черном теле…»
Нас держали в черном телеили в черном оперенье.Мы над городом летели.Грай картавый – наше пенье.Нас высиживали в гнездахнепричесанных, нескладных.Нас держал весенний воздухв парках городских, бесплатных.В парках отдых и культура,физкультура, танцплощадки,искалечена скульптура,сплошь загажены посадки.Много скорби в нас, воронах.Никуда от нас не деться.Высоко, в зеленых кронахнаши гнезда, наше детство,наше птенчество, хоть слованет такого, к сожаленью.День прошел, и вечер сновалег на крыши плотной тенью.Мы кружим, сбиваясь в стаи,скоро – окончанье лета.Вот вам истина простая —ваша песня тоже спета.