спитая простота святая пустотана знак воды ложится знак крестана зрак беды ложится жар огня«измучен всем не стал бы жить и дня»изучен всеми поперек и вдолья расскажу вам что такое больне нужно слушать мыслить и смотретьне забывайте сердце запереть
«я пытался действовать – мне говорили – не лезь!..»
я пытался действовать – мне говорили – не лезь!я пытался сказать – мне говорили – молчи!я уцелевшая щепка – в то время рубили лес.лес пошел на дрова, и дрова спалили в печи.дрова спалили в печи, и щепка осталась одна.во дворе на траве, где раньше лежали дрова.она отсырела и на растопку уже не годна.бездействует и молчит – и в этом она права.
«череп на стопке книг. бокал лежит на боку…»
череп на стопке книг. бокал лежит на
боку.«тщета» – названье картины. хоть мрачновато, нотипичный сюжет, не всякое слово в строку,не всякая буква в слово. будущее темно.разве только вот этот череп и провалы глазницогоньком свечи вырваны из темноты.жизнь светла и подвижна. разнообразие лиц.но череп от черепа не отличаешь ты.и книги захлопнуты. ничего не прочесть.бокал опрокинут. расплескалось вино.жизнь лицемерна. в ней – наглая ложь и лесть.только смерть правдива, поскольку ей – все равно.но вот – фолиант и старик, склоненный над ним.рядом – череп – куда же нам без него.лев свернулся в ногах. блаженный Иеронимпереводит святое писание. время стоит того.древнегреческий умер. с ним рядом лежит латынь.но процесс бессмертен – вот Лютер ввязался и сам не рад.появляется черт. Мартин кричит ему – сгинь!швыряет в него чернильницей. и черт возвращается в ад.
«тебя встречают ангелы и ведут на цветущий луг…»
тебя встречают ангелы и ведут на цветущий лугты видишь Агнец стоит на престоле сияющем вдалекетебе известно у агнцев земных не бывает рука у этого есть рука и крест золотой в рукево врата постучат и Петр бежит отворять на стуктечет река и рыба символ Христа в рекекогда-то на день рождения тебе подарили альбомтам была картина Ван Эйка там был похожий пейзажтам свет предвечный упирался в небо столбомтам у райских врат стоял бородатый стражтам обителей много каждому полагается домвысокий гуляй сколько хочешь скачи с этажа на этажвсе это понятно весьма далеко от земливот она крутится вертится в песенке шар голубойа вот в хитонах до пят толпой к тебе подошлисвятые и праведники погубленные тобойты зачитывал приговор и командовал плистреляли другие а ты отправлял на убойи хоть бы кто слово сказал так нет молча стоятне стреляют они безоружны только смотрят в упоркак уже было сказано в белых одеждах до пяттолько глядят в упор и в каждом взоре укора ты в военной форме и китель потертый измятсмотришь в землю которой нет и мелешь какой-то вздорподнял бы очи ввысь так нет же вот она высьвыше некуда дальше некуда и какие еще словаразве только как прежде скомандовать разойдисьно слишком уж небо сине и зелена травахоть бы слово сказали тогда бы крикнул заткнисьтак нет стоят и молчат никто не качает правани письменного стола ни лампы на этом столени трех телефонов черных с той самой войнывсе это зачем-то осталось там на землеа в подземном архиве все папки сохраненыи красные звезды горят и вождю не спится в кремлеи на каждой бумажке вечный отпечаток твоей вины
«Вы пришли ко мне, чтобы действовать мне вопреки…»
Вы пришли ко мне, чтобы действовать мне вопреки,чтобы вздрагивать от касанья моей руки,чтобы глядеть на меня исподлобья, словно из-под пяты,чтобы молчать – до упора, или спорить – по хрипоты.Вы живете во мне вслепую, как нищие – наугад,вы застите мне глаза, как ветер плюс снегопад,вы шумите в моих ушах, заглушая полночный хор,вы живете в сердце моем, и в каждом биеньи – укор…Что мне делать с вами, думы мои, сомненья мои?И они отвечают цитатой – молчи, скрывайся, таи.И я молчу и скрываюсь, и таю, и сжимаюсь в комок,но дверь не могу запереть, ибо сломан старый замок.Сломан старый замок, и потерян железный ключ,и сквозь щель между туч пробивается солнца луч,и на тонких озябших ветках вызревает вишневый цвет,и подобна улитке на склоне радость на склоне лет.
«Говорит Фома: „Вы все посходили с ума!..“»
Говорит Фома: «Вы все посходили с ума!Покосились от горя дома, повсюду сгустилась тьма,весь мир – тюрьма, ваша жизнь не знает самакуда она катится!» – так говорит Фома.«Что за радость в ваших глазах горит? – Фома говорит —весь мир скорбит, ибо наш Учитель убит,ибо наш Учитель казнен, в муках скончался он,он был ко кресту пригвожден, он умер и погребен!»«Что вы мне твердите? Христос воскрес? Это – темный лес.Да, Лазарь – воскрес, но больше никто не воскрес,Лазарь скоро опять умрет, и мы умрем в свой черед.Нас смерть взяла в оборот, ухватит – и полный вперед!»«Осязание паче зрения! – утверждает Фома —У многих бывали видения, и к чему кутерьма?Христос воскрес! – я скажу не раньше чем перст вложув раны Его, я верю лишь в то, что в руках держу!»«Шалом! – говорит Христос – радуйся, мой ученик!Ты видишь тело Мое, и Мой сияющий лик,ты бодр, ты не в забытьи, вот они – раны Мои,касайся их и сомнений своих не таи.Ибо вот не нашел я в Израиле веры такой,которая знает то, чего не коснулась рукой!Блажен, кто не видел, но верует все равно.Свыше утверждено – кровь и плоть Моя – хлеб и вино!»Говорит
Фома: «Ты – мой Бог, а я поверить не мог,вот я к ногам Твоим лег, не будь ко мне слишком строг,я понял, что смерть не итог – для Воскресенья предлог!Господь мой и Бог, – говорит Фома – Господь мой и Бог!»
«стекла стекла вставляем и точим ножи…»
стекла стекла вставляем и точим ножимолоко молодая картошкастарый дом многослоен молчат этажив каждой комнате мелкая сошкав каждой кухне корыто висит на стенемедный чайник на каждой конфоркемедный всадник кипит на прозрачном огнекрупы в банках литровых на полкедо бульвара квартал до детсада их двабудит бабушка сонную внучкуэта жизнь наказанье проснешься едваа тебя уже тянут за ручкуэта жизнь наказанье хоть завтрак готовкаша манная ложка вареньяходит по двору пара голодных котовчахнут комнатные растеньячахнет время выносит старье на балкондети быстро растут но бесцельнобрат коленку разбил для чего это онничего заживет не смертельно
«мы хороним убитых это нам не в убыток…»
мы хороним убитых это нам не в убытоккамера пыток ядовитый волшебный напитокжизнь коллекция праздничных старых открытокнадо б меня на цепь больно уж прытокнадо рычать и скалиться и глядеть исподлобьяк ярости волчьей добавится сила рабья воловьякрест положено ставить в ногах табличку у изголовьяБоже не дай мне дух любоначалия и празднословьякроме этих двух не дай мне дух праздности и унылыйдух депрессии или бреда что сивой подхвачен кобылойбред преследования наследования совковой гнилой моралия забыл кто победил но помню что мы проигралине сидел в окопах не спотыкался на горных тропахне пахал целину не стоял у мартеновских топокне пел в пьяном угаре не спасал котов на пожарене барское это дело хоть мы и не баренам прожженным во всем уготовано пораженьемы слепы от рожденья мы ехиднины порожденьямы теплохладны как говорится будь мы неладнынаши песни протяжны наши речи нескладнынечем крыть кроме старого ватного одеяланечем землю рыть и она стоит где стоялана трех слонах на китах на тропической черепахена сомнениях на прозрениях на темном вселенском страхе
«я послевоенный ребенок я видел в углу костыль…»
я послевоенный ребенок я видел в углу костыльуже ненужный отец опирался на палкусреди мужчин господствовал полувоенный стильруки вверх руки вниз ты фашист я помню это считалкуусач скончался уже но портреты на каждой стенеглядели строго и кажется были в силемедали и орден лежали в ящике помнится мнеотец и дедушка их никогда не носилидва десятка пластинок шаляпин собинов патефониглы в стальной коробочке голос треск и шипеньевсе это была не жизнь но размеренный тусклый фонто ли дело цветенье каштанов и ласточек пеньея послевоенный ребенок отродье семьи врачейсемьи которая вышла почти без потерь из адасвет часто гасили но в доме запас свечейв двух кварталах бульвар воронцовский дворец колоннадая послевоенный ребенок согретый весенней листвойглядевший на мир не видевший дальше носаа мимо тележка безногого гремела по мостовойчетырьмя подшипниками заменявшими ей колеса
«мама держит сахар в банке с прилегающей крышкой…»
мама держит сахар в банке с прилегающей крышкоймама уксусом протирает на кухне клеенкуспать с живым котенком лучше чем с плюшевым мишкойно какая еврейская мама позволит такое ребенкуа ребенок тащит в дом со двора заразусколько раз говорить погладил кошку и вымой рукичистота залог сам знаешь чего не сразуребенок постигнет истинность этой наукипятнышко на бедре стригущий лишай понятноблохи скачут наперегонки по белой твоей простынкетак и живем учишь и учишь ребят нотолку в тебе как в заезженной старой пластинкепросыпаюсь рано спит жена и кошка под бокомгигиена и санитария чего от меня вы ждалии христианский Бог глядит на меня Всевидящим окоми еврейская мама глядит на меня из космической дали
«о наши потери! казалось, раз помолись Марии…»
о наши потери! казалось, раз помолись Марии,не поможет – молитву сотню раз повтори ивсе, что утрачено, возвратишь с лихвою.но я никогда не увижу волошинских облаков Кимерии,проплывающих над головою.и смотровая площадка – все это в вашей власти,все для вас, а не для меня – в зубастой пасти.что вам до инородца, тем более – до иноверца?видели очи, что захватили жадные руки имперца?ешьте, хоть повылазьте.ешьте вместе с кровью пролитой, с Перекопомс расстрелами, оккупацией, депортацией, так, галопом,мчится история, зная, что все завершится развалом.что до наших жизней – они проходят по узким тропам.скоро совсем пройдут. дело – за малым.в нашей жизни важно не делать движений резких.мне не видеть армянских церквей и крепостей генуэзских,пещерного города и наклонных улочек Бахчисарая.мы сходны с тенями на осыпавшихся фресках.задумался Бог Предвечный, книгу жизни листая.пересекает небо ласточек стая.