Девятая квартира в антресолях. Книга 1
Шрифт:
Лида вдруг встрепенулась, услышав слово, которого никак не ожидала, и села на кровати:
– Какая такая гадалка? Откуда знаешь? – она внимательно вглядывалась заплывшими от слез глазами в пришедшую попрошайку, – А ну, покажи руку! Тебя подослали? Даже врать не умеешь. Ты как шить-то собиралась? – и вдруг она до чего-то додумалась, – Так это вы Леночку напугали?! Дрянь! – и рванулась так, что Лиза еле сумела ее удержать.
Нино Чиатурия бросила обратно в ящик тумбочки только что найденную катушку ниток, подошла вплотную и прямо в лицо отчетливо сказала:
– Смоленская, пойдите вон!
Когда за той захлопнулась дверь, Лида разревелась навзрыд. Лиза сидела на кровати напротив и просто ждала, когда горе выльется через эти рыдания и наступит просвет. Нина подошла к ним и села рядом с Лизой. Остальным девочкам они сделали знак пока не подходить. И вот плач стал затихать, Лида огляделась, взяла гребешок и стала причесывать растрепавшиеся волосы, потом отпила водички и заметила влажное полотенце. Она приводила себя в порядок, и Лиза решила, что уже можно говорить:
– Лидочка! Послушай меня, как я когда-то послушала хорошего человека. Вот мы сидим перед тобой, твои подружки, и мы что хочешь, для тебя сейчас сделаем. Но только ты сама можешь начать вытаскивать себя из своего горя. Это большая беда, но уже ничего не вернешь. Сейчас надо думать о том, что будет дальше. И о тех, кому хуже, чем тебе.
– Лиза! Но мама-то, мама! Почему она ничего сама нам не сказала, она же была сегодня здесь, почему? Почему эти противные девчонки, посторонние, такие жестокие… Леночка моя… – и Лида опять принялась плакать.
– Я не знаю, но, наверно, по-другому было нельзя, – Лиза взглянула на Нину, та кивнула. – Вы бы все равно стали плакать, ей пришлось бы вас успокаивать, а где ей самой силы взять? Ты представляешь, сколько на нее сразу свалилось? А может быть, просто оставалось мало времени до поезда, и она боялась опоздать?
– А к Леночке надо еще раз сходить, – подключилась к разговору Нина. – Ей одной в лазарете-то, наверно, страшно ночевать? Может, упросим maman хоть эту ночь разрешить ей спать у нас на свободной кровати? Мы тут никому не позволим ей дурацкие вопросы задавать!
– Да, я сейчас пойду, – собралась Лида. – Если она уже может вставать, то пусть хотя бы разрешат ей подняться в домовую церковь, нам надо помолиться.
Вечером, когда все уже улеглись, а Леночка забылась неспокойным сном, Лида шепотом рассказывала подружкам, вдвоем закутавшимся в одно одеяло на соседней кровати, историю полуторагодовой давности. Так как девочки учились в Институте, где порядки было очень строгие, то осенью, на день рождения матери старался приехать хотя бы один из сыновей. Иногда на пару дней, иногда на недельку. Бывало, что срывались с занятий и оба вместе – ничего, начало учебного года, потом наверстаем.
В тот год был как раз такой случай, и известие о кончине императора Александра III застало братьев в родном городе. Император был совсем еще не старым, ему не сравнялось и пятидесяти лет, и, хотя о его болезни все были наслышаны, но такого исхода никто не предполагал. Братья же, сбежав с учебы, вовсю использовали вольное время, дома сидели только по вечерам, и, конечно не могли обойти стороной последние теплые деньки, встречались и гуляли с бывшими приятелями по слободке. Ярмарка уже впала в зимнюю спячку, но земля полнилась слухами о появлении там в этом сезоне то ли гадалки, то ли колдуньи. Денег она брала со всех по-разному, некоторых сразу от порога разворачивала ни с чем, не взяв ни копейки, а кому-то заламывала такие суммы, что закачаешься. И, говорят, платили. Потому как, не в пример базарным цыганкам, она в редких случаях, но бралась предсказанное изменить.
И вот Петя, младший из братьев, стал изнывать от любопытства, всех расспрашивать о месте ее зимнего пребывания и зазывать старшего, Семена, хоть одним глазком посмотреть на диво. Тот смеялся над братом, называл его «темной личностью» и стыдил получаемым в области естественных наук образованием. Но потом сдался, увидев столь многочисленные усилия Петра, они поехали по раздобытому адресу и, заплатив по тридцать копеек, попали на прием к гадалке. Та оглядела их с ног до головы, и спросила:
– С обоими говорить или по одному?
– У нас друг от друга тайн нету, – сказал Семен. – Вдвоём давай.
– Тогда спрашивайте. Но хорошо думайте что спросить. Как спросите – так и отвечу. А захочу, перестану отвечать на любом вопросе и мы простимся.
Надо было бы самый первый вопрос составить так, чтобы ясны были перспективы обоих, раз уж сами решили вместе. А то вдруг этой мадам шлея под хвост попадет, и не станет она больше, чем на один вопрос отвечать! Но пока рассудительный Семен все это прикидывал и соображал, такой доверчивый вроде бы, до сих пор, Петя, решил вдруг гадалку проверить:
– А, скажи-ка, поступлю ли я в Университет? – ляпнул он, не спросив брата.
– Не ври мне, барин, – ухмыльнулась, оглядев их обоих с ног до головы, гадалка. – Ты уже поступил. Если вопросов более важных у вас нет, то…
– Обожди, – встрял Семен, – я ж тоже имею право спросить. Скажи нам обоим, каков склад жизни и всеобщее наше бытие при царствовании нового императора сделается, что переменится?
– А вам на что, если вы при нём и недели не проживете? – таков был ответ.
– Тьфу, дура! Пропади ты пропадом! Пошли, Пётр, отсюда, – и Семён вылетел за дверь, злясь на себя самого, что попёрся, как гимназист, чтобы за свои же деньги гадостную чушь услышать. А Петя задержался, мял в руках фуражку и, сглотнув, рискнул спросить:
– Ты, говорят, поменять судьбу можешь? Сможешь?
– Не каждую судьбу изменить можно, барин. Но ваши – еще не до конца прописаны. Если сами за них переживаете, то шанс есть.
– Сколько надо? – прошептал Петя.
– По пятидесяти рублей. С каждого, – твердо ответствовала колдунья.
Эта сумма была неподъемной для семьи Олениных. Столько платили за учебу. Петя два дня ходил темнее тучи, и как ни успокаивала его мать, и ни велел гнать дурь из головы брат, его не отпускало. На третий день он не выдержал, стащил из буфета два серебряных подстаканника, еще в детстве подаренных братьям крестными, и снес оба в ссудную лавку. С вырученными за них деньгами он поспешил к дому гадалки и высыпал их на стол перед ней. Та выбрала из кучи ровно пятьдесят рублей, остальное не взяла. Петя умолял, просил взять за брата, и даже больше. Она была непреклонна: «Сам придет, тогда возьму». Брат бросился было уговаривать Семена пойти на поклон к колдунье, но получил в ответ всплеск возмущения по поводу обнаруженной только сейчас пропажи. Его позорили и мать, и брат, твердили, что это последнее дело – таскать из собственного дома, и заставили выкупить Семенов подстаканник обратно.