Девятая попытка Кота Митрохина
Шрифт:
С полминуты без толку потоптавшись у дверей лифта с прислоненным к их створкам ухом и затаенным дыханием, в надежде на чудо, наконец понимаю – чудо по техническим причинам откладывается на неопределенный срок.
Сбегаю вниз по лестнице. На первом этаже с натугой упираюсь в железную дверь плечом – доводчик, видимо, сняли с бронированных дверей банковского хранилища – и вываливаюсь на улицу, чуть не налетев на престарелую соседку с противным, вечно тявкающим на всех бельгийским гриффоном. Знаете, эдакое черное шерстяное чудо с выпученными нахальными глазками, мордой, словно у пьяного бомжующего Санта-Клауса и ростом от горшка полвершка. Говорят, будто эти собачонки добродушны и жизнерадостны, но этот по характеру и гонору больше смахивает на какого-нибудь терьера или бурбуля. Во-во, и зовут соответственно – Булька. Так вот, на этого Бульку я чуть и не наступил.
Шуму было! Собачонка, заливаясь визгливым лаем, с перепугу заметалась у меня под ногами и шмыгнула в закрывающуюся тяжелую подъездную дверь, рванув за собой свою щупленькую хозяйку. Из лучших побуждений я попытался придержать дверь, схватившись за ее кромку пальцами, но та своенравно выскользнула из них, защемив несчастного Бульку как раз посередине. Тут уж такое началось, хоть уши затыкай!
Бормоча извинения под гневным взглядом соседки – как будто я в чем-то был виноват! – я спешно приоткрыл дверь, потянув ее на себя за неудобную ручку из косо приваренного металлического уголка. Собачонка рванула к лестнице. Рулеточный поводок натянулся, и соседка, мотнув головой, словно строптивая лошадь, гордо вошла в подъезд. Ни спасибо, ни до свидания!
– Надо же, как нехорошо получилось, – все еще несколько переживая за случившееся, я направился к машине.
Нет, все-таки невезуха – она существует! Вроде бы прошло два часа, как оставил машину под деревом, а птички расстарались на совесть. Всю крышу, лобовое стекло и капот обильно покрывали белые потеки. Истратив десять минут и пять последних салфеток, взглянул на результаты своего сизифово труда. Мда, больше размазал, чем оттер. Плюнув в сердцах, задрал голову, погрозил кулаком ни в чем, в принципе, неповинным птахам, с любопытством наблюдавших за мной, и полез в машину – потом на мойку заеду.
Двигатель завелся с полчиха – хоть тут повезло. Быстро вырулив со стоянки и, попетляв меж домов, остановился у подъезда Сергея. Там, разумеется, и духом Серого не пахло! Это у него уже в привычку вошло, что его все ждать должны да уговаривать. Опаздывает он, видишь ли!
Появился Серый лишь спустя минут пять. Вразвалочку обойдя машину, он распахнул правую дверь, забрался на сиденье, посетовав на, видишь ли, слишком низкую крышу и, как он выразился, «непредставительно-грязный внешний вид авто», и хлопнул дверью так, что двигатель икнул. По салону автомобиля поплыл удушающий сладковатый аромат дешевого одеколона.
– Не хлопай дверями, – недовольно буркнул я. – И приоткрой окно, пока я не задохнулся.
– А чё такое? – нахально осведомился Серый, но все же чуть приопустил стекло со своей стороны. – Крутой одеколон!
– Вот пусть твоя Оксана и нюхает, – бросил я Серому, выжимая сцепление и врубая первую передачу.
Старенький «Рено» тронулся с места и весело покатил к арочному выезду со двора.
– Деньги взял? – нагло осведомился я.
– А зачем? – не понял тот или прикинулся, будто не догадывается, о чем речь.
– Бензин зальешь, вот зачем. Сказал же: я на нуле.
– Ну ты и хорек! – Серый осуждающе покачал головой. – Езжай, там разберемся, – видимо, он все еще не терял надежды прокатиться на дармовщинку.
«На себя лучше посмотри», – меня немного зацепило.
У Сергея лицо, если хорошенько приглядеться, и вправду напоминало морду хорька. Чуть вытянутое, с острым длиннющим греческим профилем и широко расставленными глазами, это лицо несло на себе печать характера его владельца. Сходство с хорьком дополняли немного оттопыренные уши и темные мешки под глазами.
– Ты не мог бы чуток побыстрее, – Серый заметно нервничал, поглядывая на часы и наблюдая за моими неторопливыми перестроениями.
– Здесь ограничение сорок, – огрызнулся я. – Серый, отвянь.
– Ты же прирожденный гонщик, Веня, – попытался он завести меня.
– Да, а вон там камера, – соврал я. – Штраф ты платить будешь?
Платить – слово, страшнее которого для Серого не существует. Я знал, чем его пронять, и бессовестно этим пользовался. Серый действительно притих, сложил руки на груди, и обиженно надул щеки.
На душе посветлело, и я немного поддал газу. Машина понеслась, все ускоряясь, к черте города. Последние дома остались позади. Замелькали, проносясь мимо, березы. Промелькнул знак «конец населенного пункта». Наконец-то! Разгон, пятая передача, педаль газа в пол – и полетели! Прохладный ветерок, врываясь в окна, лохматил волосы и слепил слезами глаза. Пришлось немного поднять стекло, хотя неизвестно, что лучше: слезы от ветра или от Серегиного одеколона, по действию на обоняние напоминающий ирритант 2 .
2
Ирритант – газ, оказывающий раздражающее действие на слизистые оболочки, дыхательные пути и пр.
Серега полез в карман куртки и выудил из него пачку «LM». Тонкими пальцами подцепил одну из сигарет за фильтр и потянул.
Только этого еще не хватало!
– Места для некурящих, – язвительно заметил я, когда сигарета показалась из пачки наполовину, со злорадством наблюдая, как Серегино лицо досадливо вытягивается еще больше.
– Злой ты какой-то сегодня, – заметил он, с трудом запихивая сигарету на место и убирая пачку обратно в карман.
– Не выспался.
– Оно и заметно, – Серый выпятил скошенный подбородок и отвернулся вправо.
«Ничего, будешь знать в следующий раз, как ездить на халяву», – продолжал злорадствовать я, искоса поглядывая на него.
И вдруг справа, наперерез мне выскочила, не сбавляя скорости, здоровенная фура. То ли водила одурел от многочасового бессонного бдения, то ли это его нормальное состояние – в общем, времени тормозить у меня не оставалось.
Я вывернул руль вправо и вдарил по тормозам. Завизжали шины. Запоздало вскрикнул Серый. Машину повело, развернуло вправо.
– Да что ж за день-то сегодня такой! – только и успел сказать я, что есть мочи вцепившись в бесполезную баранку.