Девятая попытка Кота Митрохина
Шрифт:
– Ну, если тебе так нравится, – уклончиво отозвался старик.
– Не понимаю, – немного растерялся я, но мне все же захотелось расставить точки над i. – Вы Петр или нет?
– В твоем понимании – да.
– В каком это смысле, в моем? – я оторопело уставился на странного старика.
– Это лишь твое видение, Вениамин. Меня каждый видит таким, каким себе представляет.
– Тогда я уже вообще ничего не понимаю, – честно признался я.
– Все очень просто. Твое сознание рисует тебе привычный образ Петра, а этот мир воспроизводит его. Если бы ты был, скажем, египтянином, жившим тысячи лет назад, то, скорее всего, узрел бы перед собой Осириса. Будь ты из Древнего Ирана – перед тобой предстал бы Митра. Мусульманин узрел бы Мун-Кара или Накира. Или обоих разом. А русич возможно встретился бы, к примеру, с Бабой Ягой.
– Бабой Ягой? – меня начинали обуревать сомнения, не наткнулся ли я на местного сумасшедшего.
– Я не сумасшедший, Вениамин. Господь Всемогущий, кто бы знал, как я устал от человеческой гордыни! – удрученно покачал головой старик. – Всякий, с кем мне приходится общаться, первым делом наклеивает ярлыки, полагая себя судьей. Но при этом не отдает себе отчета, что его познания о мире, как правило, лишь набор дешевых стереотипов!
Мне стало по-настоящему неловко. Захотелось пошаркать ножкой и шмыгнуть носом.
– Простите, – сконфуженно выдавил я. – Но вы разве можете читать мои мысли?
– Ты сам – мысль, и я вижу тебя насквозь! – глаза старца грозно сверкнули, но он тут же взял себя в руки, вернув себе смиренный вид.
– И все же, при чем здесь Баба Яга? Это же сказочный персонаж.
– Религия – сказка со смыслом. Одни видят в ней назидательные начала и путь к истине жизни – это хорошо. Другие же – возможность управлять неучами, лишенными собственного разума.
– А вот это совсем нехорошо, – ввинтил я.
– Ты прав. Что же касается Бабы Яги, то она некогда считалась проводником душ в Царство мертвых. Разве ты не знал этого?
– Впервые слышу, – честно признался я.
– Калинов мост – дорога в Царство мертвых. Правил этим царством Кощей Бессмертный, а охранял – трехглавый Змей Горыныч.
– Вы серьезно?
– Как нельзя более.
– Сильно смахивает на древнегреческую мифологию. Река Стикс, царство Аида, этот, как его… Херон… Нет, Харон, перевозящий души! И еще собака такая страшная, трехглавая – Цербер.
– Ты прав, – согласился Петр. – Корни у них одни.
– А все же, кто вы на самом деле? – меня так и подмывало протянуть руку и пощупать старика, натуральный он или нечто эфемерное.
– Щупать меня не надо, – Петр на всякий случай отстранился на шаг, звякнув тяжелыми медными ключами. – Я всего лишь скромный контроллер данного узла.
– Узла? Контроллер? – я недоуменно воззрился на него. Захотелось почесать макушку, которой у меня теперь не было. – Что это еще за чушь?
– Видишь ли, Вениамин, это место – Его малая часть, – старец сделал ударение на слове «его».
– Кого – его?
– Ты в самом деле настолько глуп или только прикидываешься? – Петр явно начинал выходить из себя.
– Но я действительно ни черта не понимаю, – развел я руками. По крайней мере представил, как это делаю, поскольку своего тела не ощущал вовсе.
– Ты поаккуратнее здесь с выражениями, – нахмурился Петр, погрозив мне пальцем.
– Круто извиняюсь! – прихлопнул я ладошкой рот и на всякий случай огляделся по сторонам.
– Место, в котором ты находишься, – есть мизерная часть Его. Одна клетка среди миллиардов ей подобных.
– Его – это Господа Бога? – задохнулся я от внезапного прозрения и осознания масштабов.
– Так вы его именуете. Вселенский разум, связующий пространство и время! Он – это планеты, звезды, галактики! Все малое, и все великое! – Петр торжественно воздел руки и вскинул острый подбородок, потом также внезапно опять обратился в эталон покоя. – Ну, в общем, как-то так.
– О-бал-деть! – пробормотал я. – Но я полагал…
– Понимаю, по образу и подобию, и всякое прочее такое? – хитро прищурился Петр. – Это, мальчик мой, человеческая мания величия. Мол, вон я каков! Господь меня по собственному облику вылепил. Вы не пуп земли, но Он наделил вас способностью мыслить. А на что вы ее тратите? Просто невероятно, сколько мусора в вашей голове, сколько всяких пустых условностей и вредных стереотипов. Вам с рождения забивают головы всякой чепухой, тысячами наставлений и миллионами правил поведения, в которых может запутаться даже Он! Но при этом совершенно не учат мыслить. Все внушенное вы воспринимаете как истину, не озадачиваясь, откуда это взялось и зачем это нужно.
– По-моему, вы несколько утрируете! – я сделал шаг к Петру, гордо выпячивая грудь.
– Возможно, и так. Только не приближайся, пожалуйста, – старец предупредительно выставил перед собой ладонь и отступил еще на один шаг назад. – От тебя ужасно разит. Просто невыносимое амбре. Правда, не так, как от других, но все же.
– Разит? От меня? – я на всякий случай обнюхал себя. – Сдается мне, вы решили меня обидеть? – ввернул я фразу, услышанную в каком-то фильме.
– Ни в коем случае! Это так на самом деле. Ваши грехи – они… ужасно пахнут.
– Не морочьте мне голову! – обиженный подобным обращением, вскинулся я. – Как это грехи могут пахнуть?
– Нарушение информационной ауры, так сказать, воспринимаемое здесь как нечто обонятельное. Грехи, фигурально выражаясь, есть некое отклонение от чистых помыслов, гниение разума. Их проявление и вызывает ощущение зловония.
– Чушь собачья! – выпалил я, но тут же осекся. – Прошу прощения, Петр.
– Вениамин, ты до сих пор полагаешь, будто находишься в теле, реально разговариваешь с ключником Петром, а здесь за углом тебя ожидают ворота рая? – Петр чуть склонил голову набок. В его зрачках заиграли задорные искорки.
– А… разве нет? – слова старца окончательно добили меня. – Здесь нет рая?
– Здесь нет ничего того, что навыдумывал себе человек. Это не более чем один из Его нервных узлов. Здесь хранится и накапливается информация. А я управляю этим процессом.
– Час от часу не легче, – сраженный наповал, я тяжело опустился на землю, вернее, на то, что казалось землей. Ноги почти не держали. – В таком случае почему я вижу все это, вас?
– Это фантомное зрение.
– Как-как?
– Ты слышал о фантомных ощущениях 3 ?
3
Ощущения, исходящие от утраченной в результате ампутации части тела