Девятая рота (сборник)
Шрифт:
– Сколько? – обернулся Мэл.
– Тридцать рублей.
– У-у… – переглянувшись, протянули они хором.
– За такие хрусты лабухов кабацких покупай, – кивнул Дрын через плечо, и они отвернулись, оставив Нолика за кругом.
Тот побродил за спинами и снова втиснулся между ними.
– Тридцать пять! – отчаянно, будто от сердца отрывая, сказал он.
– Нолик! – приобнял его за плечи Мэл. – Имей совесть, хотя бы по праздникам.
– А сколько?
– Тридцать пять. На каждого.
Нолик сделал
– Не торгуйтесь, мужчина, – гнусавым бабьим голосом протянул Дрын. – Получите удовольствие согласно тарифу!
Нолик потоптался и, глядя в сторону, протянул деньги и клочок бумаги в опущенной руке:
– Адрес… Аванс… Добираться поодиночке…
Джаз-банд расположился на сцене, Дрын сел за ударные, отбил дробь на тарелках. Мэлс вышел вперед.
– Товарищи! – объявил он. – Торжественный вечер, посвященный Международному дню солидарности трудящихся, разрешите считать открытым! – он поднял саксофон и заиграл «Интернационал».
Набившиеся в тесный клуб чуваки и чувихи молча ждали. Постепенно в зале стал нарастать недовольный ропот. Нолик за кулисами отчаянно крутил пальцем у виска и строил страшные рожи. Мэлс невозмутимо вел бравурную мелодию. Потом прервался и повторил последнюю фразу с середины, потом еще раз – все быстрее и короче, подмигнул своим – и джаз-банд грянул в бешеном ритме. Стиляги захохотали, оценив шутку, и бросились танцевать.
Мэлс увидел, как Полли, бросив партнера, выбралась из танцующей толпы и привалилась к стене, закрыв рукой глаза. Он кивнул Дрыну, положил саксофон и спустился в зал.
– Голова закружилась… – виновато сказала она.
– Может, на воздух выйти? – забеспокоился Мэлс.
– А, уже все прошло, – беспечно махнула Польза.
– Тогда хильнем тройным гамбургским?
Они закружились щекой к щеке.
– Скоро, наверное, танцевать уже не смогу, – пожаловалась она.
– Давай завтра заявление подадим, – сказал Мэлс. – А то будешь на свадьбе животом родню пугать.
– Как скучно, Мэл! – укоризненно протянула Полли. – А я-то мечтала: «позвольте предложить вам руку и сердце»…
– Сударыня! – с чувством произнес он. – С тех пор, как я увидел вас, я потерял покой и сон. Составьте мое счастье, будьте моею женой!
– Ах, все это так неожиданно, право… – жеманно закатила она глаза. – Я должна испытать ваши чувства.
– И долго будешь испытывать? – засмеялся Мэлс.
Польза начала с детской деловитостью загибать пальцы.
– Четыре с половиной месяца, – сообщила она.
Мэлс резко остановился.
– Мэл, – уже серьезно сказала Полли. – Я ведь не сказала «нет». Давай подождем ребенка. А потом вместе решим. Хорошо? – она заглянула ему в глаза и примирительно улыбнулась.
Они снова закружились в танце…
– Атас! Чуваки, облава! – раздался вдруг крик, и стиляги
Мэлс, схватив Полли за руку, прорвался сквозь встречную толпу к сцене, схватил саксофон, и они выбежали на улицу…
Бригадмильцы цепью выстроились напротив стиляг. Стиляги, независимо сунув руки в карманы, разом шагнули вдоль стены вперед – бригадмильцы туда же. Те, пригнувшись, отступили на два шага назад – эти тоже. Две цепочки – темно-синяя и пестрая – двигались друг напротив друга в молчаливом ритуальном танце, зеркально повторяя каждый жест. Дрын вдруг, сломав ритм, метнулся в сторону – и цепочки перемешались.
Катя, расталкивая сцепившихся бригадмильцев и стиляг, оглядывалась в толпе горящими глазами. Наконец увидела Мэлса и Полли и властно указала на них. Несколько бригадмильцев оторвали их друг от друга. Семен и Степан прижали Мэлса к стене. Двое других выкрутили Полли руки за спину, заставив опуститься на колени.
– Не трогайте ее! – Мэлс рванулся, стряхнул с себя противников, но на него налетели сразу четверо.
Катя, улыбаясь, подошла к Полли и медленно, растягивая удовольствие, подняла машинку.
– Ой, девушка, как удачно! – обрадовалась та. – А завивку не делаете?
Катя сладострастно запустила машинку в ее густые волосы.
– Как раз решила прическу поменять, а кругом, знаете, такие очереди… Так удобно? – наклонила Полли голову. – А кстати, вы сколько берете, девушка? Я боюсь, у меня на модельную денег не хватит…
Катя, торжеству которой мешала ее беспечная болтовня, со злостью рванула машинку. Польза на мгновение сжала губы, пересиливая боль, и снова улыбнулась:
– Да-да, там покороче, если можно. А то, знаете, лето впереди, жара… Вы телефончик оставьте, по знакомству – я когда обрасту, снова зайду… Девушка, куда же вы? – крикнула она. – А на чай? – она бросила вслед Кате монету и захохотала.
Мэлс подошел к Полли. Та еще смеялась, но губы ее дрожали, и из глаз уже катились слезы. Она уткнулась лицом в ладони и зарыдала. Мэлс встал рядом на колени, прижал к себе ее остриженную неровным ежиком голову, с бессильной ненавистью глядя куда-то в пространство…
К роддому, сигналя, подъехали два таксомотора, украшенные разноцветными лентами, из них шумной гурьбой повалили Мэлс, Ким, отец с гармонью, соседи и соседки – все празднично одетые, с цветами и шампанским. Отец растянул меха и, пританцовывая, первым двинулся к подъезду.
– Ну что, волнуешься, папаша? – весело крикнул он Мэлсу. – Я вот так же мать твою тут встречал. Вон из того окна тебя показывала!
Открылась тяжелая дверь, на крыльцо вышла Полина, изменившаяся, похудевшая, непривычно скованная, со спеленутым младенцем на руках. Следом высыпал чуть не весь медперсонал, изо всех окон высунулись роженицы.