Девятая рота (сборник)
Шрифт:
– Ну… пока?.. – она беспечно улыбнулась, на мгновение накрыла его ладонь своей, подняла чемодан и шагнула к выходу.
Мэлс вскочил, едва не опрокинув стол, схватил ее за плечи и повернул к себе.
– Почему ты решаешь это одна? – крикнул он. – Ты не можешь решать за нас двоих!
– Я беременна, Мэл! – отчаянно сказала она.
– Так это… это же здорово, Полли! – просиял Мэлс. – Значит, у нас будет ребенок? – он протянул к ней руки, но Польза отступила на шаг:
– Ты не понял! Это не твой ребенок, Мэл!
– Это мой ребенок! – твердо сказал он, обнимая ее.
Полли уткнулась лицом ему в грудь. Потом
– А еще мать выгнала меня из дома…
Затем была немая сцена: Мэлс сжимал в одной руке чемодан, в другой руку потупившей глаза Полли, отец растерянно переводил взгляд с одного на другую, Ким искоса разглядывал яркую незнакомку со смешанным выражением восторга и неприязни.
Наконец, отец перекинул папиросу в другой угол рта:
– А чего, дело хорошее! – развел он руками. – Может, теперь угомонитесь. Как это по науке: минус помножить на минус – вот тебе и нормальная ячейка общества!.. Ну чего встал, как громом пришибленный! – толкнул он Кима. – Племянник у тебя скоро объявится! Пошли койки таскать!
Мэлс и Польза облегченно улыбнулись, переглянувшись.
Ночью они лежали на кровати в дальней комнате.
– Как странно, – удивленно сказала Полли. – Ни от кого прятаться не надо…
– Как ты думаешь, – прошептал Мэлс, указывая глазами, – ему не будет больно, если мы…
– Не знаю, – пожала плечами она. – Нет, наверное. Он еще совсем маленький…
Мэлс поцеловал ее, перевернул на спину. Кровать истошно заскрипела, и оба замерли, приподняв головы, настороженно прислушиваясь к тишине в соседней комнате. Мэлс прижал палец к губам, они тихонько слезли с кровати, подняли матрас с двух сторон и переложили на пол…
… – А где у вас кабинет сэра Джона? – прошептала Полли. – Я лопну сейчас!
– А ты не улизнешь, как в тот раз? – спросил Мэлс, и они тихо засмеялись. – По коридору налево. Только тихо.
– Как партизан в тылу врага! – заверила Полли. Она накинула рубашку Мэлса, достающую ей почти до колен, и босиком выскользнула за дверь.
Почти тут же в коридоре раздался оглушительный грохот, звон, шум и гам. Мэлс выскочил из комнаты. Полли стояла посреди коридора, вокруг нее валялись тазы, велосипед, разбитые банки, а изо всех дверей торчали разъяренные соседи.
– Мэл, я заблудилась, – растерянно сказала она.
– По-ольза!.. – только развел он руками.
Катя, оглядываясь, прошла через двор фабрики. Вокруг длинными стройными рядами стояли бетонные девушки с веслами, пионеры, горнисты, доярки и мусорные урны.
Мэлс, голый по пояс, в брезентовом фартуке работал в набивочном цехе.
– Здравствуй, Мэлс.
– О, привет, Кать! – оглянулся он. – Опять проигрыватель сломался? – Он снял крышку гипсовой формы, звучно похлопал лежащего в ней ничком пионера по зыбким ягодицам. – Петрович, чего он жидкий-то еще?.. Политически незрелый, – со значением указал он Кате на пионера.
– Да не тот! – откликнулся откуда-то сверху Петрович. – Этот урод с дудкой! Ты паралитика давай!
– Подожди, я сейчас, – кивнул Мэлс Кате. Открыл другую форму и с грохотом вывалил на пол пионера с застывшей в салюте рукой. Привычно накинул ему на горло трос, кран поднял того под потолок и потащил во двор.
Катя проводила глазами раскачивающегося в петле пионера.
– Нет-нет-нет! – замахал Мэлс руками, перехватив ее взгляд. – Вожди в другом цехе!
– Не паясничай! – недовольно сказала она.
Мэлс вытащил из-за уха папиросу, ловко выстрелил с пальца вверх коробок, запалив спичку, прикурил, поймал коробок и спрятал в карман. Присел на край формы. Катя села было напротив, тут же подскочила, разглядев, что сидит на чьей-то огромной голове, и осталась стоять.
– Работаешь? – спросила она.
Мэлс развел руками: странный вопрос.
– Я по поручению комитета комсомола, – сказала Катя.
Мэлс понимающе кивнул и приготовился слушать.
– Я поговорила с ребятами и с руководством, – деловито начала она. – Они согласны – в виде исключения – восстановить тебя в комсомоле и в институте. Пока условно, с испытательным сроком, а через год восстановят окончательно. Тебе надо написать заявление и прийти выступить на собрании…
– Зачем?
– Как зачем? – удивилась Катя. – Рассказать, что ты осознал свои ошибки и заблуждения.
Мэлс вдруг засмеялся.
– Что? – спросила она.
Мэлс замахал рукой, шлепнул себя по губам – и все не мог остановиться.
– Что?! – крикнула она, сорвавшись с официального тона. – Ты хоть… ты хоть понимаешь, чего мне это стоило – каждого обойти, с каждым поговорить, просить, унижаться!
– Извини, Кать… Просто представил… Ты, наверное, шла сюда и думала, как сижу я тут, сирота, и плачу над своей горькой судьбой? Да не хочу я обратно! Знаешь, Кать, я тебе даже благодарен. Нет, правда! Всех в школе в комсомол принимали – и я, как все. Все в институт пошли – и я следом. А как же – отец рабочий, сын – инженер, все, как положено! Если б не ты, так и сидел бы, как все, экзамены сдавал, а потом всю жизнь у кульмана стоял. Не мое это, понимаешь? Мне хорошо, Катя, понимаешь?! – вскочил он. – Здесь мужики – вот такие! С этими ребятами тоже ладим, – хлопнул он по плечу пустоглазого бетонного пионера. – Понятливые, немногословные. Вечером репетирую тут, – указал он на саксофон в футляре. – Им нравится! Стилем учу танцевать, – обнял он двух девушек с веслами. – Получается!.. – засмеялся он. – Спасибо, что зашла, Кать. У меня времени нет, извини. Работа сдельная – сколько налепил, столько получу. А мне жену молодую кормить надо!
– Жену?.. – дрогнувшим голосом спросила Катя.
– Скоро распишемся.
Катя какое-то время смотрела на него с искаженным лицом. Потом молча повернулась и пошла через двор.
Петрович спустился по лестнице с верхотуры.
– Вот это баба! – в восторге сказал он. – Твоя?
– Нет.
– Зря теряешься! – Петрович подошел к воротам цеха, глядя ей вслед. – Ох, баба! Ну, баба! – мечтательно покрутил он головой. – Ей бы весло в руки!..
Мэл стоял со своим квартетом на «бирже».
– А ударник – ты-дыч, ты-дыч, ты-дыч… – брызжа слюной, отбивал ритм по коленям Дрын. – И тут сакс вступает: вау-у…
Между лабухами деловито сновали барыги:
– Проводы на пенсию – баян, труба, ударные…
– Утренник в женской школе – фортепиано, скрипка, кларнет…
– Может, завалимся в женскую школу? – предложил Дрын. – Косички-фартучки. Наведем шороху!
Все засмеялись.
Нолик вклинился между ними:
– Джаз-банд на первомайские… – таинственно сообщил он.