Девятая рота
Шрифт:
Глава 6
На доске в учебном классе висела карта Афганистана. Занятия вел капитан Бессонов, не по-армейски лощеный, с узким породистым лицом и ухоженными руками, не сходящей с губ иронической улыбкой и негромким голосом. Даже форма на нем сидела как-то по-особому.
— Минимум знаний, необходимый для общения с местным населением, вы почерпнете из этой памятки, — указал он на тощие брошюрки, лежащие на столе у каждого. — Но главное, что вы должны помнить, когда окажетесь по ту сторону границы, — что вы находитесь в исламском государстве…
Пацаны скучали. Чугун, подперев щеку ладонью, мучительно боролся со сном. Лютый, прикрываясь учебной тетрадью, писал письмо. Джоконда рисовал портрет капитана: карикатурно длинный английский подбородок, кружевное жабо вместо воротничка над погонами. Стас и Ряба ухмылялись, поглядывая с двух сторон на рисунок.
— Ислам — не просто другая религия. Это другой мир, живущий по своим законам, другое отношение к жизни и смерти. Правоверный мусульманин не боится смерти в бою — тот, кто погиб, сражаясь с неверными, то есть с нами, немедленно попадает в рай, где его ждет то, чего не хватало в этой жизни: вода, плоды садов и пышногрудые девы — гурии…
Пацаны оживились, загудели. Капитан чуть заметно улыбнулся.
— Отношение к женщине в исламе — особый разговор. Главная святыня для мусульманина — его дом, «харам». Отсюда, кстати, произошло слово «гарем». Второе значение этого же слова — «нельзя», «запрещено». Нельзя смотреть на мусульманских женщин — «харам». Все, что касается половых отношений — «харам». «Харам» — показывать мусульманину непристойные жесты, которые всем вам так привычны — за это можно получить пулю даже от мирного жителя… С другой стороны, мусульманин никогда не осквернит свой дом кровью. С того мгновения, как вы попали в кишлак — вы гость. Убить гостя, даже неверного, — «харам». Запомните, пока вы находитесь в кишлаке — вы в безопасности. Но как только вы ступили за границу кишлака, тот же хозяин, который пять минут назад поил вас чаем, может выстрелить вам в спину, потому что убить неверного — это подвиг, это ступенька в рай…
Капитан остановился у стола Лютого.
— Я рассказываю это для вас, солдат, — так же ровно, не повышая голоса, сказал он и требовательно протянул руку.
Лютый хотел было спрятать письмо, но капитан перехватил своими тонкими пальцами его запястье. Лютый вдруг пригнулся к столу, едва сдерживая стон. Капитан, глядя на него с прежней невозмутимой улыбкой ледяными глазами, сжимал стальной захват. Письмо выпало, капитан взял его и спокойно положил на свой стол. Лютый, скалясь от боли, растирал онемевшую руку.
Пацаны разом подтянулись, с невольным уважением и опаской глядя на капитана. Джоконда спрятал рисунок в тетрадь.
— Итак. — Капитан, как ни в чем не бывало, отошел к доске и взял указку. — Афганистан — многонациональная страна, здесь проживает более двадцати народностей. Основные: таджики, — показал он на север страны, — узбеки, туркмены, вдоль границы с Пакистаном — пуштуны, на западе — хазарейцы: монголоиды, осевшие здесь, видимо, со времен монгольского нашествия. Собственно, само слово «хазар» в тюркских языках означает «тысяча»… Вам не интересно, солдат? — резко обернувшись, спросил он Рябоконя.
Тот, растерявшись от неожиданности, поднялся, пожал плечами.
— А не все равно, кого мочить?
Капитан терпеливо вздохнул и покачал головой.
— Я много раз видел вот такую щенячью самоуверенность, и до добра она никого не доводила. Если вы хотите вернуться домой живыми, научитесь уважать и понимать противника. За всю историю — никому и никогда — не удалось завоевать Афганистан. Ни властелину мира Александру Македонскому, ни полчищам арабов, ни монголам, которые, кстати, перед этим разорили всю Русь. Здесь трижды терпели поражение англичане.
— Но мы же победим в войне?
— Разве мы воюем с Афганистаном? — удивленно поднял брови капитан. — Солдат, что мы делаем в Афганистане? — указал он на Стаса.
Тот вскочил за столом.
— Выполняем интернациональный долг по оказанию помощи братскому народу Афганистана в отражении империалистической агрессии! — отрапортовал он.
Капитан иронически улыбнулся и развел руками.
С криком в сто глоток сто мозолистых кулаков ввинтились в воздух. Синхронный поворот — удар ногой. Шаг назад — блок. Вперед — удар. Бой с воображаемым противником — устрашающий, почти первобытный ритуальный боевой танец…
— Стволом! Прикладом! Рожком! Стволом! Прикладом! Рожком! — орал сержант.
С диким криком сорванных уже голосов, разбрызгивая пот с вывернутых губ, с остекленевшими глазами солдаты работали рукопашный бой с набитыми песком манекенами. Стволом в корпус. С короткого замаха — тяжелым затыльником приклада. Торцом магазина в безглазую брезентовую голову.
— Не слышу! Громче! Под дых! По печени! В морду! — всё ускоряя ритм, командовал Дыгало.
Он подскочил к Стасу.
— Ты что, урод, физкультурой занимаешься? Убей его! Убей, я сказал! Убей первым! Один удар у тебя будет, чтоб жопу свою спасти! — Он вырвал автомат и отшвырнул Стаса в сторону. — Вот так! Так! Так! — Он с нечеловеческой ненавистью ударил манекен, чуть не сорвав ему голову. Бросил автомат Стасу. — Ну! Громче! Не страшно! Не боюсь! Убей!
Стас отчаянно, уже почти теряя сознание от жары и усталости, заорал и с безумными страшными глазами бросился на манекен.
— Так! — удовлетворенно крикнул сержант. — Ребра ломай! Зубы ему в глотку вбей! Убивай!!..
— Захватил! Подсек! Бросил! Добил!
Разбившись попарно, пацаны бросали друг друга на жесткую землю.
— Добей, я сказал! — Дыгало рванул к себе за плечо Рябу, заорал в лицо. — Бросил — добей, ты понял меня, урод? В спину только мертвые не стреляют! — Он швырнул Рябу на противника. Отступил, чтобы видеть всех сразу. — В полную силу работаем! Что вы жметесь, как целки? Лишний раз по морде полезно получить — крепче будет! Давай, вмажь ему! Ну, давай! — натравливал он пацанов друг на друга. — Стоп! — заорал он. Упер палец в Воробья. — Воин, ко мне!
Воробей подошел, стал напротив.
— Слушай, сынок, — сказал сержант. — Ты дрался когда-нибудь в жизни? Во дворе? В детском саду хотя бы, за лопатку в песочнице?
Воробей молчал.
— Ко мне! — кивнул Дыгало Стасу. — Смирно!.. Бей его по лицу! — велел он Воробью.
Тот посмотрел на Стаса, стоящего навытяжку с опущенными руками.
— Ты понял приказ, воин?!
Воробей неловко замахнулся, пересиливая себя, и ударил вскользь.
— Девочку свою по трусам гладить будешь! — заорал Дыгало. — Я сказал — выруби его!