Девятая рота
Шрифт:
— Чистяк! Батяня гнал! — гордо сказал он, прихлопывая огонь ладонью. Выудил грязными пальцами лезущее через край яблоко и разлил розовую жидкость по кружкам. Они чокнулись и переглянулись.
— Ну что, пацаны? За отлет! — сказал Лютый.
— Прорвались, пацаны!
— Не верится даже, правда?
Они выпили и задохнулись.
— Погоди… сколько градусов-то?.. — просипел Чугун.
— Семьдесят. А чо, за сто верст бражку слать? Мне б на одного не хватило!
Воробей с выпученными
— Классное яблочко, Воробей? Из райского сада!
— Слышь, пернатый, да ты не пей, не мучайся, — сказал Чугун. — Ты яблочка поклюй, тебе хватит!
— Ну чо, по второй сразу? — спросил Ряба.
— Погоди, не гони. Пиночет, доставай, — кивнул Лютый.
Пиночет разломил домашний пирог, вытащил начинку — завернутый в целлофан пакет с травой. Свернул косяк, раскурил, передал дальше по кругу.
Воробей затянулся, медленно выдохнул, пробуя вкус, пожал плечами, передал Джоконде и сплюнул.
— Трава травой. А в чем кайф-то?
— Не курил еще, что ли? Вдыхай во всю грудь и держи, сколько сможешь. Вот так. — Джоконда показал и отдал обратно.
Чугун покосился на сосредоточенно напыжившегося, с раздутыми щеками Воробья, его душил смех, он из последних сил пытался сдержать дыхание, коротко хрюкнул раз, другой, выпуская тонкие струйки дыма, и наконец захохотал, невольно заражая смехом остальных. Один за другим все кололись, окутываясь клубами дыма.
— Кончай, Чугун! Кайф уходит! Чо, повело уже?
— Да не… Я, это… — Чугун все не мог остановиться. — Как Воробей под танком обоссался!.. Да еще фигурно как-то… Ну ладно… это… но как ты на спину-то себе нассать изловчился?
— Да ладно, а сам-то — чуть очком на кол не сел! Четыре часа бегали, искали, думали — в Афган улетел, а он, как пугало в огороде, стоит!
Теперь уже все хохотали, корчились от смеха.
— А как Джоконда хрен из пластита слепил!.. А этот не заметил, стоит, как мудак, хреном машет… ой, не могу… запал вставляет…
В сушилку влетел Стас, возбужденно заорал придушенным голосом:
— ВДВ, к бою! Слушай мою команду — хрен наголо!
— Чо, привели? Белоснежку привели? Стас, не врешь? — тотчас вскинулись все.
— Перваки протащили. Давай быстрей, пацаны! На склад! По-тихому только!
Пацаны торопливо расхватали жратву, банку с самогоном и кинулись за Стасом, только Джоконда и Воробей остались сидеть.
— А вы чего? — обернулся от двери Лютый.
— Я не пойду, — сказал Воробей.
Джоконда только отрицательно покачал головой.
— Не хотите — никто вас за хер не тянет, — сказал Лютый. — Но если залетать — то всем! Пошли!
Огромная луна висела над горами, заливая мир мертвенным светом. Один за другим короткими перебежками пацаны прокрались через учебный городок.
— Стой, кто идет? — лениво спросил часовой со штыком автомата над плечом.
— Кому надо, тот идет, — откликнулся Стас. — А кому не положено, тот стоит.
— Курева оставьте, мужики, — попросил тот, отпирая дверь склада.
Джоконда и Воробей, свои и перваки вперемешку, обкуренные, пьяные и счастливые сидели на складе между огромными, уходящими в темноту стеллажами, на которых громоздились пирамиды сложенного камуфляжа, бронежилетов, связанных шнурками новых ботинок, стояли колонны вставленных одна в другую касок, — допивали самогон, гоняли косяк по кругу. Из-за стеллажа слышались веселые голоса и смех девчонки, той самой. Потом она мучительно застонала, все чаще и громче.
Пацаны засмеялись, прислушиваясь.
— Опять запела!
— Вот дает девка! Кончает, как из пулемета.
Девчонка вдруг закричала в голос. Пацаны захохотали.
— Это кто ж так зарядил-то? — Ряба приподнялся, пытаясь рассмотреть.
— Чего скис? — толкнул ногой Стаса Джоконда.
— А-а… — расстроенно махнул тот. — Яйца свело с отвычки. Веришь, ночь бы с нее не слезал, глазами бы оттрахал, а болят — тронуть страшно. Может, отпустит еще… Дай дернуть.
Джоконда передал ему косяк.
— А Дыгало не хватится? — спросил Воробей.
— Не хватится.
— Почему?
Стас в этот момент затянулся и затаил дыхание, показал пальцем: подожди, сейчас. Наконец, блаженно прикрыв глаза, медленно выпустил дым тонкой струйкой и глубокомысленно ответил:
— Потому что.
Из-за стеллажа вывалился раскаленный, потный Лютаев, присел рядом.
— Это ты, Лютый! — засмеялся Ряба. — А я думал, кто там крупнокалиберным дал?
Кто-то из перваков поднялся и, покачиваясь, наступая на ноги сидящим и получая от них пинки в зад, ушел за стеллаж.
— Осталось еще? — Лютый налил самогона из банки. — Натрахаюсь так, чтоб на полтора года обвис, голоса не подавал! — Он выпил, перевел дыхание. Глянул на сидящего рядом Воробья, обнял его, сильно прижал к себе. — Воробей, птица!.. Знаешь, как у нас в детдоме курили? По-цыгански, один косяк на всех. — Он глубоко затянулся, повернул к себе лицо Воробья и потянулся губами.
— Атас, Воробей! — захохотали вокруг. — Ему уже все равно, кого трахать!
Лютый пальцами сдавил Воробью щеки, открывая рот, прижался губами и выдохнул половину. Они затаили дыхание, прижавшись лбами, глядя в упор пьяными смеющимися глазами. Одновременно выдохнули и засмеялись.