Девятая рота
Шрифт:
В каптерку заглянул дневальный:
— Атас! Помидор по роте шарится!
— Собрали все, быстро! — скомандовал Хохол.
В одно мгновение кости завернули в газету и сунули за шкаф, на стол выставили чайник.
Прапор распахнул дверь и замер на пороге, принюхиваясь маленьким подвижным, как у кролика, носом.
— Заходите, товарищ прапорщик, — нагло улыбнулся Хохол. — Чайком вот балуемся…
— Все равно ведь найду гадов! На губе сгною! — прошипел Помидор. — У саперов собаку возьму, по следу пущу! — Он кинулся дальше
— А вдруг правда пустит? — опасливо спросил Стас.
— Да насрать, — лениво потянулся Хохол. — Через три дня на боевые. Война все спишет.
БТРы с бойцами на броне шли колонной по извилистой дороге. Здесь, в предгорье, склоны по сторонам дороги были еще пологими, под неглубоким обрывом в широком каменистом русле, разбившись на несколько спокойных потоков, текла река. Далеко впереди, изломав горизонт, поднимались горы.
Время от времени то слева, то справа на обочине дороги попадались ржавые остовы сгоревших грузовиков, завалившийся набок танк в черных пятнах копоти, опрокинутый кверху колесами БТР с распоротым взрывом днищем и отлетевшей далеко в сторону башней, прогоревшие до дыр, зависшие над обрывом бензовозы. Стояли, пропуская колонну, саперы со своими пиками и собаками на поводках. Окапывались, развернув пушки в сторону гор, артиллеристы. Прогрохотала над головами и ушла вдоль реки пара «крокодилов» с ракетами на подвесках.
Салаги с настороженным любопытством вертели головами по сторонам.
Джоконда, пристроив блокнот на коленях, торопливо набрасывал портрет командира роты Быстрова. Тот ехал на следующей машине, по пояс, как сфинкс, возвышаясь из люка. На его грубом рябом лице, неподвижном, как маска, из-под тяжелых нависших век светились неожиданно яркие синие глаза.
— Хорош бумагу марать, Репин! — зло прикрикнул Хохол. Он мял припухшую щеку, сосал больной зуб. — Сел на броню — глазами кругом стриги, целее будешь!
Джоконда с сожалением спрятал блокнот.
— Монументальный мужик. Его бы в бронзе отлить!
— Каграман! — крикнул Афанасий.
— Чего? — не понял Джоконда.
— Каграман! Душманы прозвали. Значит — злой великан… Такого комроты во всем Афгане нет! Его три раза на Героя представляли. А он с боевых придет, какому-нибудь чмырю штабному морду спьяну набьет, так что звон на весь гарнизон. И под трибунал отдать, вроде, нельзя, и без звезды опять остался!
На обочине показалась колонна с солдатами в необычной форме.
— А это кто? — спросил Стас.
— Зеленые! Афганская армия, союзники херовы. Хуже нет с ними рядом работать! Как жареным запахло — рвут когти, не оглядываясь! Думаешь, фланг закрыт, а они уже в трех километрах за тобой. Нас однажды вот так подставили. В кольцо тогда из-за них, пидоров, попали, понадеялись.
— Откуда душманская территория начинается? — спросил Джоконда.
— А сразу за колючкой. Вон они, — кивнул Афанасий на кишлак — глинобитные дома без окон, ступенями стоящие на склоне. — Днем шурави — друг и брат. — Он помахал афганцам, глядевшим на колонну. Те с готовностью замахали в ответ. — А ночью автомат откопал и вперед —
— Ну что, поспорили, кто первым духа завалит? — спросил кто-то из дедов.
Салаги переглянулись и засмеялись.
— На что замазали-то?
— На блок «Мальборо», — признался Лютый.
— С меня еще один, — сказал Хохол.
— А у вас кто первый, товарищ сержант? — спросил Воробей.
— Самыла, — нехотя ответил тот. — Первый духа снял, первый в цинке улетел. Что по кускам собрали…
Дорога пошла в гору, склоны стали круче, река под отвесным обрывом отступила далеко вниз. Машины остановились.
— Приехали. Поезд дальше не везет, просьба освободить вагоны. — Афанасий первый спрыгнул на землю.
Бойцы соскользнули с брони, разминая затекшие ноги.
Под палящим полуденным солнцем, растянувшись по тропе, десантники быстрым шагом поднимались в горы, навьюченные грузом выше головы: у каждого поверх брони, своего рюкзака и полной подвески — минометная труба или станина, пара связанных мин через шею или огнемет за плечом, рация, палатки, резиновые двенадцатилитровые фляги с водой, связки пулеметных лент, гранатометы и коробки с выстрелами к ним. Пот заливает глаза, губы потрескались от зноя. Ни слова, только беззвучный мат сквозь сжатые зубы — каждый в одиночку борется с нечеловеческой усталостью, нестерпимой жарой и будто нарастающей с каждым шагом тяжестью на плечах…
— Привал пять минут!.. пять минут… пять минут… — пронеслось по цепочке.
Солнце уже опускалось за горный хребет. Бойцы выстроились в очередь к «водяному». Тот разлил воду из заплечной фляги в подставленные кружки. Солдаты жадно пили, садились на землю, скинув каски, оперев рюкзак о камни, чтобы хоть на минуту разгрузить плечи, жевали сухой паек, глядя перед собой остекленевшими глазами.
Хохол мучительно раскачивался вперед и назад, держась за щеку.
— Что у тебя, Погребняк? — подошел Быстров.
Тот отнял ладонь от раздувшейся щеки.
— Аж в глаз отдает, зараза…
— Ты головой думаешь или чем? На базе не мог жопу от койки оторвать, до врача дойти?
— Думал, само пройдет.
— Думал он! Индюк тоже думал, да херово кончилось!.. Курбангалеева сюда!
— Курбаши!.. Курбаши, к капитану!.. — понеслось вдоль цепочки.
Подбежал Курбаши с санитарной сумкой поверх рюкзака, осмотрел больной зуб.
— Так это рвать надо.
— Ну так рви, твою мать! — заорал Хохол.
— Я ж не зубник. Щипцов даже нет.
— Чурка безрукая!.. Плоскогубцы у кого? — крикнул Хохол.
Кто-то протянул ему пассатижи.
— Так это… с корнями надо, а то хуже будет, — сказал Курбаши.
— Без тебя знаю, урод! Голову подержи! — кивнул Хохол Лютому.
Лютый зажал ему лоб и затылок. Хохол разинул рот, засунул по рукоять пассатижи… Воробей, Джоконда, да и многие другие невольно отвели глаза.
Хохол вырвал зуб, сплюнул кровь и зажал во рту протянутый санитаром тампон со спиртом.