Девятнадцать сорок восемь
Шрифт:
— Хах. Этот отброс пытается запугать нас такой ущербной магией? — Он нервно рассмеялся, но этот смех скорее был защитным, чтобы скрыть свой страх. — И чё ты нам сделаешь, своей ущербной силой?!
Прошло ещё буквально пару секунд, и лампочка над пассажирами неожиданно разлетелась вдребезги. Оба аристократа вздрогнули и снова замолчали. Один из них схватился за ручку двери и замер, боясь даже пошевелиться.
— Пошли на х… из моей машины! — Прохрипел я, тяжело дыша.
Им понадобилось не больше секунды. Спустя
— Ублюдки… — проговорил я, и развернулся обратно.
Взявшись обеими руками за руль, я уткнулся в него лицом.
— Какого хрена? — подумал я про разбитый плафон. — Запугать магией? Я же ничего не делал…
Эмоции.
Чертовы эмоции. И на этих эмоциях я решил поехать к отцу… К своему настоящему отцу. Прямо сейчас. Прямо на машине. Я просто взял и ни стого ни с сего решил сделать это.
Чего я хотел?
Не знаю. Но я был невероятно зол.
Когда я ехал к особняку Вешкиных, моя ярость лишь разгоралась. Во мне все бурлило, кипело, жгло так, что останови меня патрульный имперской безопасности, я бы на него наорал. А может и чего похуже…
Но я доехал. Доехал с пылающим вулканом в груди и внезапно, как только оказался за воротами, понял. Понял, что я понятия не имею, что я тут делаю.
Зачем я, спрашивается, приперся сюда?
Да, хотелось выместить злобу. Ненависть к двуличным аристократам что улыбались в лицо, а за спиной поливали дерьмом по поводу и без. Обиду за то, что меня отрезали от общества, не потому, что я плохой или в чем-то провинился. Просто за то, что я есть. Хотелось в глаза ему посмотреть и спросить: «Почему? За что?».
Но стоило мне оказаться на финишной прямой, вся эта злость куда-то делась.
А чего я собственно ожидал от связи аристократа и простолюдинки? Что такого ребенка будут воспринимать как равного?
Ага, как же!
Думаю «грязнокровка» будет самым безобидным прозвищем.
А отец? Он прекрасно знал о моем существовании, раз обложил мою мать договорами. Встретит меня объятиями и с вопросом: «Ну, как ты, сынок?».
А я вообще смогу этого человека назвать «папа»? Или хотя бы «отец»?
И как мне тогда называть того человека, что до вчерашнего дня для меня был отцом?
Отчим?
Михаил Сергеевич?
Все эти мысли в голове жутко нервировали, и весь мой запал от моего глупого поступка куда-то делся. Внутри поселилась растерянность и какое-то чувство, жутко напоминающее страх.
Ну, не убьют же меня за один разговор?
Ну и пропустили, значит могу рассчитывать на встречу.
А почему тогда страх?
Или это не страх?
Все это я гонял у себя в голове, пройдя к дому. Это же гонял у себя в голове, когда меня обыскали охранники. Таким же растерянным я вошел в кабинет «биологического отца».
Сел
Я ведь даже не знал, что ему скажу.
Но страх и растерянность просто растворились, когда он произнес:
— Ну, чего молчишь? Денег просить будешь? Сразу говорю — не получишь. Угрожать собрался? Тоже мимо. Документов, что подписала твоя мать, достаточно, чтобы посадить ее после твоего визита. На ней висят серьезные обязательства. Да и после ее смерти, уж извини, ты ни на что не имеешь права. Так что… денег ты тут не получишь. Это точно.
Тут то меня и отпустило.
Весь страх и растерянность как рукой сняло.
Охрана обыскала меня внизу, чтобы я отца своего не убил. Мало ли, что у меня в голове? Да и сам он пропустил меня внутрь только для того, чтобы обозначить границы и показать мне еще раз кто я и где мое место.
Когда же он добавил:
— Надо было внимательнее читать то, что твоя мать подписала.
Меня совершенно отпустило. Отпустило, и я заговорил. Не знаю, чем я это сделал, но я начал рассказывать. Расказывать о том, что я планирую. Что мне для этого нужно и что для меня очень важна Алиса.
— Влюбился. — заметил тогда он, а я впервые по честному попытался признаться сам себе.
Знакомы то мы давно, да только я… Рисовал сердечки в своем дневнике, бегал по подработкам, а сам себе признаться и произнести это не мог.
Я рассказал ему все, и внезапно оказался… оказался…
Довольным?
Нет. Не то слово.
Удовлетворенным?
Тоже не так.
Сытым?
Да. Я почувствовал себя морально сытым.
Сытым от того, что видел и, как мне показалось, понимал того, кто сидел передо мной.
Ну, а он…
Он начал угрожать.
По началу аккуратно, словно боялся спугнуть, вуалируя все семьей и четкими механизмами, но это было всего лишь начало.
Затем он перешел для меня к прямым угрозам, пообещав мне при малейших проблемах с моим происхождением, упрятать мать за решетку, а если до меня не дойдет, то и публично казнить.
Не то, чтобы я не поверил его угрозам, просто слова про мою маму меня действительно зацепили.
Я все прекрасно понял.
И кто я для него как личность.
И кто я для его рода.
И его отношение к ошибке, допущенной в молодости.
Знаете, что не отнять у моего отца? Единственное, что мне в нем понравилось?
Он умеет заканчивать разговор. Заканчивать так, чтобы можно было поставить точку. Жирную. Наглядную. Такую, после которой никакие слова уже не будут иметь значения.
Фирс с хмурым выражением лица подошел к воротам и взглянул на охранника, что тут же вышел из каморки.
— Вы к кому? — спросил он, оглядывая парня с ног до головы.