Девятьсот бабушек (сборник)
Шрифт:
Спустя некоторое время Гарамаск все так же карабкался к вершине горы Гири. Он был более-менее жив, ошеломлен и задыхался от недостатка кислорода. Была ли схватка с Риксино видением, галлюцинацией? Чаво рокотал так же противно, как и прежде.
И все-таки схватка не была галлюцинацией.
— Я спас тебе жизнь, папа Гарамаск, — прогудел Чаво. — Ну разве я не замечательный? Большого Риксино я убил ударом в шею, пока он тужился, пытаясь раздавить тебя в глотке. Большой Риксино может думать только о чем-то одном,
— После того как Сайнек упал с горы и разбился, ты пытался убить меня, Чаво, — проговорил Гарамаск, задыхаясь. — Почему же не позволил Риксино расправиться со мной, раз уж так желаешь моей смерти?
— От твоей смерти в пасти Риксино нам никакой пользы, — ответил Чаво. — Он пожирает добычу слишком быстро.
— А в каком случае от моей смерти вам польза?
— Мертвый, но только что умерший, или еще умирающий ты принесешь величайшую пользу, — ласково произнес Чаво. — Только что умерший или умирающий ты станешь символом нашей последней надежды.
На закате солнца они добрались до вершины Гири, второй горы Тригорья. Они съели горький горный паек, и Чаво обработал раны Гарамаска.
— Если бы ты выжил на этой охоте (что, конечно, вряд ли произойдет), то мог бы заказать себе новый нос и снова стать красивым, — сказал Чаво. — А так тебе придется жить безносым до самой смерти, которая случится завтра на закате. Но я могу попробовать выстругать тебе суррогатный нос из древесины этого кустарника.
— Не беспокойся, Чаво. Я уже сплю.
Но Гарамаск не заснул: Чаво вынул из рюкзака хиттур, ударил по струнам и запел.
— Чаво! — окликнул его Гарамаск. — А знаешь, почему Испания — есть такая страна в Мире — потеряла свое главенствующее положение в Европе и стала самой слабой, причем за одно поколение?
— Наверное, они оскорбили бога-лягушку.
— Нет. В Мире нет богов-лягушек.
— Не может быть! Ты в этом уверен? Нет богов-лягушек? Ты, видно, меня обманываешь.
— Один коварный араб, расстроенный изгнанием арабов из Испании, привез в эту несчастную страну гитару, и та прижилась. В итоге несчастная страна пала, а ее когда-то благородная душа усохла до жалкой плаксивости.
— Понимаю, папа Гарамаск, — отозвался Чаво, продолжая бренчать. — Так пали бы благородные рогха, если бы стали нами, оганта.
— Хорошая аналогия, Чаво. А некогда в Тихом океане существовало благородное королевство Гавайи. Один моряк-дальнобойщик притащил туда гитару — и вскоре благородное королевство умоляло, чтобы его колонизировала сухопутная нация.
— Да, это бы помогло, папа Гарамаск. Мы, оганта, с радостью согласились бы на такую колонизацию, но нет никого, кто бы на нас польстился.
— Моя родина, Конгломерат Штатов, пала похожим образом, — добавил Гарамаск с печалью. — А когда-то была благородная страна!
— Благороднейшие рогха, ясное дело, презирали инструмент, — посетовал Чаво. — Но для нас он — Шетра, священный предмет. Наша религия и наша любовь.
— А еще — источник шума, неполноценного во всех смыслах.
— Это само собой, папа Гарамаск. А разве есть кто-то неполноценнее нас, оганта? Но мы обязательно откажемся от хиттура, когда перестанем быть оганта.
— Ох, ложись уже спать, Чаво!
— Ты сказал, в твоем мире нет богов-лягушек, зато есть простые лягушки. А у нас наоборот, есть лягушки-боги и нет простых лягушек, разве что маленькие импортные. Самая большая из них легко уместится на двух ладонях. Иногда я грежу о лягушках Мира. Они очень большие, папа Гарамаск? Такие же, как большой Риксино?
— Конечно, нет, Чаво. У тебя абсолютно неверные представления. Лягушки в Мире точно такие же, как и те, которых вы импортируете. Для большинства из них хватит одной ладони.
— Ты уверен? Они меньше меня? Даже меньше тебя?
— Да нет же, Чаво. Они совсем маленькие. Я часто задавался вопросом о лягушачьем культе Паравата. В чем его суть?
— Опять ты меня разыгрываешь, папа Гарамаск. Лягушки обязательно должны быть большими. А как же иначе? Лягушка — самое чудесное существо на свете! Только она способна без труда исполнить лягушачий прыжок. Быть может, когда-нибудь мы вернем себе эту способность!
— Спи, чертов болван!
Чаво глубоко вздохнул.
— Я все время грежу о лягушках, — пробормотал он и вскоре заснул.
После этого пришел Эллин, более прозрачный и нереальный, чем во время предыдущих явлений.
— Орла-кондора Шасоуса убить не так уж сложно, — сказал Эллин. — Он атакует, когда ты будешь взбираться по веревке на отвесную скалу. Более удобного момента для атаки трудно представить. Но если ты как следует закрепишься на веревке и очистишь сознание от страха, то получишь хороший шанс на победу. Сверни ему шею, как курице, если сможешь, ибо курица он и есть. Он будет рвать тебя на куски, пытаясь добраться до почек и селезенки. Не позволяй ему это! Он попытается выклевывать тебе глаза. Не дай ему это сделать! По крайней мере, не оба глаза — иначе ты будешь в уязвимом положении.
— Эллин, как и ты, я пойду до конца, — сказал Гарамаск. — Я ни в чем не уступаю тебе. А теперь скажи, что за тайна кроется там, в конце, которую ты не успел раскрыть? Что такого особенного в Батер-Джено? Что ты нашел, Эллин?
Но призраки, как известно, туги на ухо.
— Постарайся ослабить мост, после того как поднимешься по нему, и береги затылок, — посоветовал мертвец Эллин, после чего стал еще прозрачнее и исчез.
Гарамаск проснулся в предрассветных сумерках полный энергии и в хорошем настроении. Лицо и шея болели, но не так сильно, как накануне. Несмотря на отсутствие уха и носа, он был счастлив. Он вознес свое сердце навстречу утру и с удовольствием отвесил пинка Чаво, ибо тот не был жаворонком.