Девятый Будда
Шрифт:
— Посмотри, — прошептал он.
Ее глаза нашли освещенное окно.
— Он высматривает нас, — сказал он.
— Кто? — спросила она.
— Замятин. Я это чувствую. — Он замолчал. — Он не даст нам так легко уйти. Самдап принадлежит ему. В какой-то степени я тоже принадлежу ему. Он пойдет за нами — будь уверена.
Она какое-то время молчала, просто держала его руки в своих руках, глядя на освещенное окно и размышляя.
— Пора идти, — напомнила она.
Но Кристофер не двинулся с места. Он стоял и смотрел на окно, углубившись в свои мысли, как мотылек,
— Ка-рис То-фе, — позвала она, осторожно потянув его за руку.
Он оглянулся. В лунном свете лицо его было бедным и призрачным. Он чувствовал себя каким-то отстраненным, неуместным здесь. Он ничего не мог удержать в себе — как сито, сквозь которое вытекает вода.
— Ты понимаешь, что произойдет, если ты пойдешь со мной? — спросил он. — Мне надо идти в Индию, а оттуда в Англию. Там дом Уильяма, и я должен отвезти его туда. Как только мы окажемся в Индии, я уже не смогу помочь тебе. Там есть люди типа Замятина, которые захотят использовать Самдапа в своих интересах. Когда они узнают, кто он такой — а они узнают, поверь мне, — он станет пешкой, орудием в их руках. Ты не знаешь, что такое мир, что он делает с людьми. Ты понимаешь, что я пытаюсь сказать?
Она покачала головой. Одна культура, один мир отрицали другую культуру и другой мир.
— Кажется, мы не понимаем друг друга, Ка-рис То-фе. Это плата за то, чтобы быть человеком? Не понимать других?
— Разве ты не видишь? — продолжил он. — Твой Майдари Будда стал товаром, монетой. Для Замятина он значит столько-то. Для моих хозяев он будет значить чуть больше или чуть меньше. То, что не сможет сделать Замятин, они заставят сделать меня, манипулируя мной ради своих целей. Я не хочу играть в эту игру. Я закончу ту, которую начал, но не более того. Я доведу тебя до Лхасы и оставлю там. Ты понимаешь?
Внезапно он испытал острое желание обладать ею, охватившее его, как приступ лихорадки. Отказ от своего желания, своей любви, своего вожделения причинял сильную боль, одинаково раня его плоть и его разум, одновременно разрывая его на части и делая его цельным.
Она не ответила. Вместо этого она встала и подобрала сумку. Взяв за руку Самдапа, она двинулась в сторону перевала. Кристофер ощутил, как сжалось его сердце. Он встал и помог подняться Уильяму. Они пошли за Чиндамани и Самдапом, лишь немного отставая от них.
Когда они спускались по склону, Уильям поднял голову и посмотрел на Кристофера.
— А как же дедушка? — спросил он.
— Я не понимаю, — ответил Кристофер. Он понял, что его отец, должно быть, сообщил мальчику, кто он такой.
— Мы разве не берем его с нами?
Кристофер покачал головой.
— Мне жаль, — сказал он. — Твой дедушка умер. На этот раз действительно умер.
— Откуда ты знаешь?
— Нам рассказал Царонг Ринпоче. Перед тем как нас привели в комнату, где ты и Самдап сидели рядом с Замятиным. Он сказал, что собственноручно убил его.
Уильям остановился, заставив остановиться и отца.
— Но это неправда, — возразил мальчик.
— Почему?
— Потому что перед тем, как ты пришел,
— Задолго до моего прихода? — Кристофер почувствовал, что сердце его похолодело от предчувствия.
— Незадолго. За несколько минут. Пришли какие-то люди и сказали, что мне надо идти. Дедушка сказал мне, что они запрут его в его комнатах. Ринпоче там и близко не было.
— Ты уверен, Уильям? Может быть, они убили его после твоего ухода?
— Нет, потому что мы проходили мимо его комнат, когда нас вели в комнату этой женщины. Я постучал в дверь и позвал его. Он ответил. Он пожелал мне спокойной ночи.
Глава 40
Кристофер крикнул Чиндамани, чтобы она остановилась. Он подбежал к ней вместе с Уильямом и передал то, что рассказал ему сын.
— Замятин ничего не сказал о том, что настоятель убит, — отметил он, — только что его пост занял другой. Царонг Ринпоче врал. Он хотел, чтобы мы поверили в то, что мой отец мертв, потому что старик все еще мог представлять для него угрозу. Но даже он не смог пойти на то, чтобы на самом деле предать смерти воплощение Будды.
Кристофер вспомнил слова Ринпоче, адресованные ему: «Вы для меня священны, я не могу дотронуться до вас». Он был священным, потому что был сыном воплощения. Несмотря на всю жестокость, Ринпоче, вполне очевидно, был очень суеверным человеком. Были злодейства, которые он не мог совершить.
Однако Замятина суеверный ужас остановить не мог. И он был вполне способен на то, чтобы превратить хвастовство Ринпоче в мрачную реальность.
— Мне надо вернуться, — сказал Кристофер. — Даже если это только надежда, я не могу уйти, не попытавшись спасти его. Он мой отец. Что бы он ни сделал, я не могу так просто бросить его.
Чиндамани протянула к нему руку. Ей хотелось прижать его к себе и быть рядом с ним, пока все это не закончится.
— Возьми меня с собой, — попросила она.
Кристофер покачал головой.
— Я не могу, — ответил он. — Ты знаешь, что я не могу. Мы прошли через очень многое, чтобы выбраться отсюда, и нельзя так просто похоронить все наши усилия, вернувшись обратно. Ты должна остаться здесь с Уильямом и Самдапом. Если я не вернусь завтра к полудню, ты будешь знать, что я уже никогда не вернусь. Возьми мальчиков и уходи. Попробуй отыскать дорогу до Лхасы: ты воплощение, Самдап тоже воплощение, так что вы там не пропадете. Отведи Уильяма к человеку по имени Белл — он представляет Британию в Тибете. Он позаботится, чтобы мальчика доставили домой.
— Я боюсь за тебя, Ка-рис То-фе!
— Я знаю. И я боюсь за тебя. Но у меня нет выбора. Я намерен вернуться вместе с отцом. Жди меня здесь.
Он повернулся к Уильяму и постарался как можно убедительнее объяснить ему, что должен вернуться за отцом.
— Чиндамани присмотрит за тобой до моего возвращения, — сказал он. — Делай то, что она говорит, даже если не понимаешь ни слова из того, что она говорит. Ты справишься?
Уильям кивнул. Ему страшно не хотелось снова расставаться с отцом, но он все понимал.