Девятый чин
Шрифт:
Джонни, не чаявший уже получить что-либо с опасного белого туриста, заставил себя улыбнуться.
— Присмотрю, сэр. — Он снял очки, и Капкан прочел в его глазах уважение, граничащее с преданностью. — Этот джентльмен от вас не уйдет. У Джонни еще осталась электрошоковая дубинка.
Кивнув, Павел Андреевич проследовал в разъехавшиеся перед ним стеклянные двери отеля.
Поведение портье за стойкой мало чем отличалось от начального поведения таксиста.
— Свободная страна, мистер, — объявил низенький полный мулат в форменном пиджаке с монограммой
Капкан уже понял, что «свобода» в Монровии — всенародный клич к беспардонному вымогательству. Потому тратить слова даром не стал. Через мгновение пухлая кисть мулата, украшенная перстнем с большим рубином в золотой оправе, накрыла пятидесятидолларовую купюру, не учтенную тарифами отеля, и номер «люкс» на последнем этаже гостиницы остался за белыми, ставящими деньги выше свободы.
Вскоре Капкан, сопровождаемый шустрым гостиничным доктором и консьержем, который нес сложенные брезентовые носилки, вышел на улицу.
По пути доктор и консьерж, перебивая друг друга, внушали Павлу Андреевичу, что «Либерия — свободная страна, а за свободу надо платить».
— Ничто не дается так дешево и не ценится так дорого, — с пафосом вещал доктор, наблюдая, как Джонни и консьерж перекладывают бесчувственного Никиту с заднего сиденья такси на брезентовые носилки.
— Как дорого? — перебил его Павел Андреевич, которому вся эта галиматья уже стала надоедать.
— Существенный вопрос, — осторожно заметил доктор. — Предлагаю остановиться на нем более подробно.
— Остановимся в номере, — сделал Капкан ответное предложение.
— Хорошо, — согласился доктор. — Но если здоровье спутника для вас дороже, чем собственное благополучие, мы договоримся. Свободная страна — свободный рынок цен. Здесь все договариваются.
«Неудивительно, что у них такой высокий уровень жизни при таком низком налогообложении, — размышлял Капкан, следуя к лифту за добровольными санитарами, впрягшимися в носилки с Брусникиным. — Видимо, кто хочет — платит, кто не хочет — не платит. Батьку Махно бы им в президенты».
Говард Прайс
Кондиционер в номере «люкс» работал исправно. Тем не менее каждые полчаса Капкан принимал холодный душ. Остальное время он мотался по апартаментам в одном только махровом набедренном полотенце, пил минеральную воду со льдом и разговаривал по мобильному телефону. Сначала он переговорил с адвокатом Дрозденко. Беседа велась, разумеется, на английском языке:
— Господина Прайса, пожалуйста. Господин Прайс? Это русский партнер Дрозденко. К сожалению, господин Дрозденко болен и предлагает перенести встречу на завтра. Также господин Дрозденко просит иметь с собой все финансовые отчеты и учредительские документы «Ферст Ойл Компани».
Говард Прайс, личный адвокат и друг семьи русского судовладельца, насторожился.
Перед вылетом в Москву Антон предупредил его, что в связи с арестом танкера «Любовь Яровая» возможны эксцессы. Эмили, жена Антона, также советовала
Теперь же, когда Дрозденко вернулся, Говарду, неизвестно с какой стати, звонит сопровождающая Антона персона. Над этим стоило задуматься. С другой стороны, Антон платил Говарду немалые деньги. Причем во многие детали своего бизнеса он адвоката не посвящал, исходя из личных соображений.
Дрозденко вообще был человеком скрытным от природы, и природу эту Прайс за длительный период общения изучил довольно хорошо. То, что они играли в теннис, ловили вместе тунца и дружили семьями, особенно их не сблизило. Во всяком случае, Эмили, жена Антона, находилась с Говардом в куда более интимных отношениях. Прайс точно не знал, подозревает его Дрозденко в чем-то или нет, но вполне допускал, что подозревает. Поэтому Говард избегал лишних вопросов, даже когда они были связаны с бизнесом. Ведь лишние вопросы могли возникнуть и у клиента. Либерия — свободная страна. Здесь каждый отчитывался каждому в меру собственных интересов.
— Также господин Дрозденко просит вас пригласить в гостиницу нотариуса для регистрации обновленного пакета, составленного по обоюдному согласию, — закончил Капкан излагать адвокату свои пожелания, не догадываясь, какие мысли проносятся у того в голове.
— Я понимаю, — растерянно ответил Прайс. — Но почему господин Дрозденко не просит сам?
— Он не может разговаривать. Господин Дрозденко очень болен.
— Я понимаю. А как он себя чувствует? С ним все в порядке?
— Да. Но он очень болен.
— Я понимаю.
Тут возникла продолжительная пауза.
— Господин Дрозденко болен? — адвокат наконец придумал, что бы ему еще такое спросить.
— Очень.
— Но он может разговаривать?
— Нет. Он очень болен. Господин Дрозденко может завизировать новый пакет учредительских документов и доверенность на перевод активов компании. Этого требуют обстоятельства, возникшие после задержания судна «Любовь Яровая».
— Мы ведем переговоры об экстрадиции, — поспешил Говард обозначить свою работу.
«Ну да, — мысленно усмехнулся Капкан. — Ведете вы крысу на поводке. Так и вернули нам союзники танкер с контрабандой».
— Я понимаю, — посочувствовал он вслух адвокату.
— Но это решение господина Дрозденко? — уточнил Говард.
— Это решение совета директоров.
— Я понимаю. А что с господином Дрозденко?
— Он болен. Господин Дрозденко сломал челюсть, когда убегал от собаки.
— Мне очень жаль.
— Нам всем очень жаль. Особенно господину Дрозденко.
Следующая пауза была куда более продолжительной. Из трубки доносилось лишь нечленораздельное мычание. Но Капкан проявил подобающую выдержку. Негоже волку суетиться, когда он уже корову от стада отрезал. Пусть себе помычит.