Девятый конвой
Шрифт:
Капитан даже не заметил, как уснул. Почему он так расслабился?!
Пробудился спецназовец в полете, когда его пинком сбросили с «антресолей»! Ветер засвистел в пустой голове. Он машинально, еще не проснувшись, как кошка сгруппировался в полете и рухнул под дружный гогот в груду гнилого сена. Капитан подпрыгнул, распахивая глаза, но какой-то ловкач провел ему подножку, и Вадим повалился на спину. Его били по ногам, свистели, гоготали.
– Смотри-ка, не скачет! В натуре, москаль!
Что за фольклорный коллектив? Не успел
Эти парни были крепкими и накачанными. Удары сыпались один за другим, Вадим уже не мог закрываться и увертываться, пропускал болезненные тычки.
– Получай за наших хлопцев, кацап недобитый! – с надрывом проорал какой-то горлопан. – Что, поспать с бабенкой решил? Ну и как оно, понравилось?
Потом удары прекратились, и над Вадимом завис широкоплечий мускулистый тип с двухдневной щетиной, наряженный в щеголеватый камуфляж. В горло капитану уперся ствол автомата, причем его собственного!
«Хорош спецназовец! – пронеслось в голове. – Ты допускаешь ошибку за ошибкой. Не пора ли остановиться? Но как нашли? Откуда здесь эти вояки? Ты пытался связаться по рации со своими! – осенило его. – Сигнал запеленговали, решили полюбопытствовать. А свои еще далеко, появятся не скоро, если вообще будут».
Солдаты окружили пленников, с любопытством разглядывали добычу. Всем под тридцать, рослые, упитанные. Их было четверо, полное численное превосходство. Вооружены до зубов, на правых рукавах эмблемы: группа мужчин на фоне трезубца и нацистского черного солнца. На левых рукавах шевроны: те же трезубцы и буквы «N» и «I», наложенные друг на друга и образующие незавершенную свастику. Якобы от слов «нация» и «идея». А также «волчий крюк», символ современного неонацизма.
Вадим забыл про боль, стиснул зубы. Вот они – пресловутые «черные человечки», исповедующие неофашистские взгляды, ночной кошмар мирных жителей Донбасса. Ныне формально полк украинской армии, банда отмороженных психов, где половина судимых и куда принимают только крайне правых.
– Привет, москаль! – сказал щетинистый тип и пнул Вадима по руке, не отрывая ствол автомата от горла своей жертвы. – Ну что, пиф-паф будем делать? Или хочешь что-нибудь рассказать?
Его сослуживец с разрастающимся ячменем на глазу и стилизованной свастикой на запястье заявил:
– Нос перебит и опухла рука. Это Сережа играл в губчека. Давай, Серый, покажи ему Дахау!
«По-русски болтают, – отметил Вадим. – Никакие они не украинцы. Произношение не южное, самое что ни на есть российское. Какого только мусора не заносит в добровольческие батальоны. Съезжаются ультрас и скинхеды со всего мира: из Польши, Швеции, России – и отводят душу, массово изничтожая местных недочеловеков».
– Да ладно, пусть лежит, – пробубнил детина и осклабился. – Тут есть кое-что поинтереснее. – Он покосился на дрожащую Екатерину, и та съежилась под его похотливым взглядом. – Подколодин, Заворотный, держите этого орла, а мы с Витьком проведем кое-какие следственные действия.
В грудь Вадиму уперлись сразу два ствола.
Мерзавцы сгрудились над Катей, хихикали, упражнялись в остроумии. Она смертельно побледнела, закрывалась от них руками, мотала головой.
Вадим похолодел. Бойцы этого полка славно оттянулись полмесяца назад, захватив под Донецком маленький городок Криволыков. Реальные эсэсовцы сдохли бы от зависти. Мирных жителей уничтожали десятками, даже не выясняя, имели ли они связи с ополчением. Людей отводили в овраг, ставили на колени со связанными руками. Кого-то стреляли, другим отрубали головы, третьих мучили, нанося увечья. Женщин насиловали, практически всех.
Когда ополченцы выбили карателей из Криволыкова, они нашли несколько братских могил. В одной из них лежали две дюжины раздетых и изнасилованных женщин.
«Ну, давай же! – забилось в голове капитана. – Идеи не приходят? Так они и не появятся, пока ты сам не заработаешь!»
Нажим на грудь вроде ослаб. Вояки потеряли бдительность, наблюдая, как их сослуживцы таскали за волосы скулящую женщину.
– Лежать! – опомнился боец, и компенсатор на конце ствола чуть не продырявил брюшную полость Архипова.
Детина схватил Екатерину за горло и резко ее поднял. От напряжения у женщины посинело лицо. Скот радостно засмеялся и поперхнулся, когда пуля пробила его затылок. К счастью, она оказалась небольшого калибра, застряла в голове, и синее личико Кати не украсилось мозгами новоявленного мертвеца. Детина повалился с таким грохотом, будто рухнул строительный кран.
В следующий миг Вадим уже схватился за оба ствола, пригвоздивших его к земле, резко вскинул их. Солдаты замешкались, и это решило ситуацию. Они нажали на спусковые крючки одновременно, выстрелили друг в друга! Первому пуля попала в мошонку, не защищенную бронежилетом, второму пробила бедро. Оба заорали, содрогаясь в корчах.
Вадим уже откатился, вцепившись в антабку ремня, подпрыгнул, одновременно вскидывая ствол. Но последний не пострадавший боец тоже не дремал. Он уже скинул с плеча автомат и явно опережал капитана!
Раздался жуткий вопль. Катя метнулась, толкнула его в плечо и повалилась плашмя, закрыв голову руками. Парень дернулся, Вадим нажал на спусковой крючок. Стрелять в бронежилет смысла не было. Короткая очередь выбила глаз, раскроила череп. Дальше он не смотрел. С этим типом все стало ясно.
Зато двое умельцев, подстреливших друг друга, были еще живы. Архипов добил их короткими очередями, не испытывая ни сомнения, ни жалости. Потом Вадим бросился к Кате. Она пыталась встать, но ноги разъезжались. Он схватил ее за шиворот, отбросил, прикрыл собой.
Спотыкаясь, к ним подошли двое, мужчина и женщина, оба бледные, взъерошенные. Мужчина подрагивал, часто моргал. Женщина икала, испуганные глаза носились по кругу, но это не мешало ей сжимать рукоятку небольшого пистолета.
«Давненько их что-то не было, – растерянно подумал Вадим. – Возникли в нужный момент согласно закону жанра».