Девятый круг
Шрифт:
Я не знаю, как будут развиваться события в связи со смертью Кейси. Видимо, утром, когда обнаружится, что дверь в базилику взломана, вызовут полицию. Они найдут тело Кейси, которое к тому времени, наверное, окончательно замерзнет. Станет очевидно, что умерла она естественной смертью. Загадка будет заключаться в том, как она попала туда и что произошло с ребенком. Но с этой загадкой пусть разбирается полиция, однако, по-моему, им не удастся выявить какую-либо мою причастность к этим событиям.
Я ощущаю несправедливость — весь мир ощущает несправедливость. Все теперь выглядит по-другому, даже хорошо мне знакомая квартира. Я стану скорбеть по Кейси. Но пока еще скорбь не пришла ко мне, я благодарен за свое оцепенение. Прежде всего мне нужно наметить план действий. Куда я должен теперь отправиться? Может, в Италию? Или в Голландию? О, я понимаю — я пытаюсь отторгнуть от себя то, от чего невозможно убежать, скрывшись в другой стране. Но я не могу оставаться в Будапеште теперь, после всего случившегося, хотя всегда буду тепло вспоминать этот город, ненадолго позволивший мне ощутить, что представляет собой жизнь обычных, нормальных людей. Я полюбил Будапешт так, как не полюблю, наверное, больше ни один город. Но оставаться здесь я не могу.
Я принял решение насчет имени дочери Кейси. Сначала хотел назвать ее в честь какого-нибудь ангела, но опыт общения с Михаилом побудил меня отказаться от этой идеи. Он совершенно не такой, каким должен быть ангел. Он отказался простить мне мои грехи и, что еще хуже, хотел, чтобы я убил новорожденного ребенка, а когда я отказался, даже пытался добиться этого обманным путем. Эта соловьиная песня — он специально ввел ее в мое сознание в то время, когда я держал на руках дочь Кейси. Он хотел, чтобы умерли мы оба, и только вмешательство дьявола спасло нас. И если сохранением здравого рассудка я обязан Люциферу, то Мефистофелю обязан жизнью. Говоря откровенно, тот темп, с каким я становлюсь должником демонов, приводит меня в некоторое смятение.
Еще я думал, не назвать ли девочку именем какого-нибудь святого, или вождя, или героя. Но в итоге решил, пусть в ее имени будет озвучена добродетель: Грейс. [9] Вообще-то, человеку, подобному мне, не следует находиться поблизости от этого младенца, как, впрочем, и любого другого. Но я должен оставаться с ней, чтобы защищать как от ангелов, так и от дьяволов, которые могут попытаться причинить ей вред. У меня нет выбора. Я обязан сделать все, что в моих силах, чтобы защитить ее, спасти, потому что не смог сделать этого ни для ее матери, ни для ее сестры.
9
Grace ( англ.) — зд.: благодать.
И вот снова возвращается и продолжает мучить меня все тот же вопрос… Если бы ты смог вернуться в те времена, когда родился Адольф Гитлер, убил бы ты его, если бы получил такую возможность? Убил бы абсолютно беззащитное дитя? Заключался бы в этом твой долг перед миром? Был бы ты в состоянии выполнить подобное в отношении ребенка, которому предстоит совершить даже самое тяжкое преступление? Все мы отвечаем «да», но поверьте мне, ответ становится совсем не таким простым, когда вопрос перестает быть чисто теоретическим.
Сидя вот так и глядя на спящую Грейс, я не верю, что она может когда-нибудь стать источником зла. В моих сновидениях Кейси рожала и ангела, и демона. Сами ангелы ожидали появления только одного ребенка, который может стать либо Антихристом, либо являть собой Второе Пришествие Христа. Но сейчас вот какая мысль пришла мне в голову: ведь одна из дочерей Кейси может быть спасительницей, а другая — разрушительницей. Если это так, тогда какую из них украла демонесса Лилит и унесла с собой в свой мир, а какая мирно лежит и безмятежно спит вот здесь, на диване около меня? Когда я смотрю на Грейс, то в душе уверен, что мрачные пророческие слова Нострадамуса, написанные сотни лет назад, не могут иметь к ней никакого отношения.
Я не убил Грейс и не отдал ее в руки демонов или ангелов, потому что хотел сберечь ее для себя. Да, это был чистейший эгоизм. Я проявил слабость — искушение оказалось слишком сильным… получить ребенка, который вырастет и неосознанно полюбит меня. Мне никогда бы не довелось познать этого в любых других обстоятельствах. Я хочу узнать, как чувствует себя человек… которого любят, даже если затем оплачу этот дар в подлинном девятом круге. Быть любимым, несмотря ни на что… Я полагаю, такой и должна быть семья, верно? Я так сильно хочу вырастить Грейс, как еще ничего не хотел в жизни. Хочу, чтобы она была со мной. Она теперь принадлежит мне…
Меня зовут Габриель Антеус. Имя моей дочери Грейс Антеус. Я уверен, она никому не причинит зла. И принесет мне такое счастье, какого я никогда не испытывал. И я знаю, что не ошибаюсь в этом.