Деяния святых Апостолов
Шрифт:
Тогда как Павел занимался изготовлением палаток каждый день, во всякую же субботу он говорил в синагоге и убеждал [несовершенное время, что выражает постоянство этого занятия] Иудеев и Еллинов. Последний термин означает «чтущих Бога» людей, которые также посещали богослужения в синагоге (4). А когда пришли из Македонии Сила и Тимофей, побывав в Верии (17:14) и Фессалонике (1 Фес. 3:2), они привезли с собой не только добрые вести о вере и любви фессалоникийцев (1 Фес. 3:6), но также и подаяние (ср.: Флп. 4:14 и дал. и 2 Кор. 11:8–9). В результате Павел мог оставить свой тяжелый физический труд. Вместо этого, он понуждаем был духом свидетельствовать Иудеям, что Иисус есть Христос (5), или (ПНВ, ср.: НАБ) «что Христос есть Иисус». В любом случае, имела значение только личность исторического Иисуса и ожидаемого Христа. Но это благовествование Иудеям встретило упрямое сопротивление с их стороны, что заставило Павла повторно решиться на шаг, который он осуществил в Писидийской Антиохии (13:46,51), и обратиться к язычникам. На это раз его решение сопровождалось красноречивым жестом и заявлением: Но как они противились и злословили,
390
Брюс, «Английский», с. 371.
б. Павел идет к язычникам (18:7—11)
Лука далее говорит о Павле так: и пошел оттуда, и пришел к некоторому чтущему Бога, именем Иусту, которого дом был подле синагоги (7). Последняя фраза не является простым географическим дополнением. Она скорее означает то, что местом евангельского благовестия вместо синагоги стал частный дом, и люди, слушавшие Благую весть, были не иудеями, а язычниками. Мы знаем, что дом принадлежал некоему Титу Иусту, а он был человеком, чтущим Бога, но уже чистым вымыслом является то, что его вторым именем было Гаий; Гаий действительно упоминается в Послании к Римлянам 16:23 и 1 Послании к Коринфянам 1:14. Но удивительно то, что первым обращенным в благовествовании язычником стал Крисп, Крисп же, начальник синагоги, ответственный за богослужения, уверовал в Господа со всем домом своим (8а), а за ним и многие из Коринфян, предположительно, язычники, слушая (Павла), уверовали и крестились (86).
Смелое решение Павла перейти из синагоги в дом, от благовествования иудеям к благовествованию язычникам получило одобрение Бога не только через обращение и крещение многих (8), но и через явление Иисуса Павлу (9–10) и через отношение римских властей (12 и дал.)- Господь же в видении ночью сказал Павлу: не бойся (9а). «Господь», согласно постоянному употреблению Луки, означает «Господь Иисус» (см. стих 8 «уверовал в Господа»). «Это сообщение к Павлу выражено языком, который использовал Сам Бог в Ветхом Завете, когда обращался к Своим слугам» [391] . И запрет «не бойся», и обещание «Я с тобою» часто являлись обращением Иеговы к Своему народу. Теперь Иисус говорит то же Павлу: не бойся, но говори и не умолкай (96), ибо Я с тобою, и никто не сделает тебе зла; потому что у Меня много людей в этом городе (10).
391
Маршалл, «Деяния», с. 296.
Апостол должен был продолжать свидетельствовать, укрепленный присутствием и защитой Христа, с твердой уверенностью в том, что у Христа в Коринфе «много людей» (laos, «народ», ветхозаветное название Израиля, которое теперь включает в себя и язычников). Это выражение напоминает заявление Доброго Пастыря: «есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора (Израиля), и тех надлежит Мне привести» т. е. речь о язычниках (Ин. 10:16). Они еще не уверовали в Него, но они придут к вере, потому что теперь, согласно Его воле, они уже принадлежат Ему. Это утверждение является самым большим воодушевлением для любого евангелиста. Укрепленный этим, он оставался там, в Коринфе, год и шесть месяцев, поучая их слову Божию (11). Ибо слово Божье есть Богом определенное средство, при помощи которого люди доверяются Христу и становятся Его народом.
в. Павел оправдан римским законом (18:12—18а)
В какой–то момент в течение этих полутора лет иудейское сопротивление Евангелию, ранее заставившее Павла отвернуться от них к язычникам (6), вновь приняло острые формы: напали Иудеи единодушно на Павла и привели его пред судилище (126), или «перед трибуналом» (ПНВ, ИБ) — здесь использовано слово Ьета, которое означало «большую платформу на возвышении, стоявшую в агоре… перед резиденцией проконсула, которая служила форумом [392] , где он рассматривал дела» [393] . В соответствии с обещанием Христа, что никто не навредит Павлу (10), иудеи привели его на суд во время проконсульства Галлиона в Ахаии (12а, почти наверное это были годы 51–52), ибо Галлион показал себя поборником справедливости и правды. Он был младшим братом Сенеки, философа–стоика и наставника молодого Нерона, и Сенека одобрительно отзывался о доброте и терпимости брата. Кстати, Лука был совершенно прав, называя Галлиона «проконсулом», потому что «Ахаия в то время была «сенатской» провинцией империи, а потому в ней должен был править проконсул [394] — в противоположность «императорской» провинции, в которой правил легат» [395] . Статус провинции изменился только в 44 году от Р. X.
392
форум (лат. forum — рыночная площадь) — городская площадь в Риме и др. городах Италии, центр торговой и политической жизни, соответствующий греч. агоре. — Прим. перев.
393
Лонгнекер, «Деяния», с. 486.
394
Проконсул — бывший консул; легат — в эпоху Империи легаты обладали консульской властью, исполняли функции наместников в императорских провинциях. С конца I в. до Р. X. все провинции стали подконтрольными императору, несмотря на их формальное разделение (с 27 г. до Р. X.) на сенатские и императорские. — Прим. перев.
395
Нейл,с. 197.
В чем обвиняли Павла иудеи? Они утверждали, что он учит людей чтить Бога не по закону (13). Но какой закон, по их мнению, он нарушал? Галлион понял, что они имели в виду, поэтому и сказал им: «…идет спор о законе вашем» (15). Но и они знали так же хорошо, как и проконсул, что споры об иудейском законе не входили в его юрисдикцию. Они хотели попытаться представить дело так, что Павел учил против римских законов, поскольку его учение не было истинным выражением иудаизма. Иудаизм являлся religio licita, разрешенной религией. А учение Павла было «чем–то новым и неиудейским… оно было, настаивали они, religio illicita, что должно быть запрещено римским законом» [396] .
396
Брюс, «Английский», с. 374.
Проконсул не дал обвиняемому возможности ответить на это обвинение, потому что сам отказался слушать его. Когда же Павел хотел открыть уста, Галлион сказал Иудеям: Иудеи! если бы какая–нибудь была обида или злой умысел [т. е. очевидное нарушение римского закона], то я имел бы причину выслушать вас (14); но когда идет спор [НАБ, «пререкания»] об учении и об именах и о законе вашем, то разбирайте сами: я не хочу быть судьею в этом (15). Приняв решение не слушать иудеев, Галлион прогнал их от судилища (16). За этим последовал еще один суд толпы. Хотя и непонятно, кто имелся в виду под словами все Еллины в стихе 17, похоже, что это была толпа язычников–ротозеев, «охваченных антисемитскими настроениями, всегда готовыми проявиться в греко–римском мире» [397] , теперь обратились к иудеям и, схвативши Сосфена, который по всей видимости унаследовал пост начальника синагоги после Криспа (см. также 1 Кор. 1:1), били его пред судилищем (17а).
397
Лонгнекер, «Деяния», с. 486.
Замечание Луки о том, что Галлион ни мало не беспокоился о том (176), не означает, что тот был равнодушен к справедливости, но показывает, что проконсул счел разумным закрыть глаза на этот акт насилия.
Отказ Галлиона всерьез рассмотреть обвинения иудеев против Павла, или судить его, оказался чрезвычайно важным для дальнейшей судьбы Евангелия. Фактически он вынес оправдательный приговор христианской вере и таким образом установил важный юридический прецедент. Теперь уже Евангелие нельзя было осудить незаконным образом, ибо его свобода в качестве religio licita была обеспечена имперской политикой. Лука приводит нас к логическому заключению: Павел, пробыв еще довольно дней (18а), уехал. Но он оставался в Коринфе уже не потому, что видел в ночном откровении Иисуса, но благодаря законному решению Галлиона. Иисус сдержал Свое обещание защитить его; главным средством Его защиты теперь становится римский закон.
2. Павел в пути (8:186–28)
Лука сопровождает Павла в его поездке из Коринфа в Эфес, Кесарию, Иерусалим, Антиохию и обратно через Галатию, вновь в Эфес. Его повествование очень сжато, может, потому, что информации было не достаточно, или же потому, что его целью было доставить Павла из Ахаии в Азию (где раньше Дух не допустил его проповедовать, •6:6), перейдя от двухлетнего пребывания в Коринфе к трехлетнему пребыванию в Эфесе, не останавливаясь на времени, проведенном в странствиях.
а. Павел посещает Эфес, Иерусалим и Антиохию (18:18–23)
Некоторое время спустя после того, как Галлион отказался принять во внимание обвинение иудеев против Апостола, Павел простился с братиями и отплыл в Сирию (18а), предположительно в Сирийскую Антиохию, которая и послала его с миссией (13:1 и дал.; 14:26 и дал.; 15:35 и дал.), и с ним Акила и Прискилла, которые, возможно, и финансировали его поездку. Здесь Лука добавляет интересную деталь о том, что он отплыл, остригши голову в Кенхреях, восточном порту Коринфа, по обету (18). Комментаторы были в полном недоумении относительно того, кто дал такой обет, в чем он заключался, когда он был принят и зачем. Судя по грамматической конструкции, этот обет мог принять Акила, но по ситуации, скорее всего, это был Павел. Упоминание о волосах дает возможность предположить, что это был обет назорейства (Чис. 6:1 и дал.), который включает в себя воздержание от вина и от стрижки волос на определенный период, в конце которого волосы должны быть острижены, а затем сожжены вместе с другими жертвоприношениями как символ посвящения себя Богу. Если этот обет был совершен вдали от Иерусалима, то волосы можно было привезти туда для сожжения. Такие обеты приносились «либо в благодарность за прошлые благословения (такие, как безопасное служение Павла в Коринфе), либо как часть прошений о будущих благословениях (такие, как безопасность во время предстоящих путешествий Павла)» [398] . Поскольку Павел теперь был свободен от попыток оправдаться делами закона, он мог с чистой совестью участвовать в церемониальных или культурных ритуалах, ибо они стали «вопросом второстепенной важности».
398
Маршалл, «Деяния», с. 300.