Деяния святых Апостолов

Стотт Джон Р.

Там был весь греческий пантеон, все боги Олимпа. Они были прекрасны. Они были изготовлены самыми талантливыми греческими скульпторами не только из камня и меди, но и из золота, серебра, слоновой кости И мрамора. Невозможно предположить, что Павел мог быть слеп к их красоте. Но красота не производила на него никакого впечатления, если она не прославляла Бога–Отца и Господа Иисуса Христа. Наоборот, он был подавлен тем, что афиняне использовали Богом данные творческие и артистические способности для поклонения идодам. То, что предстало глазам Павла, — это город, погрязший в своих идолах.

2. Что Павел чувствовал

Павел возмутился духом (16). Греческий глагол parоxyno, от которого происходит «пароксизм», изначально имел медицинское применение и использовался для обозначения приступов или эпилептических припадков. Он также означает «стимулировать», особенно «раздражать, провоцировать, приводить в ярость» (ГТ). Он встречается еще раз в Новом Завете в Первом послании к Коринфской церкви, где Павел говорит, что «любовь не раздражается» (1 Кор. 13:5). А проявил ли Павел в Афинах ту сдержанность, о которой проповедовал коринфянам? Или он был возмущен и разгневан идолопоклонством афинян? Правильно ли сказать, что он был «раздражен» (Моффат), и даже «негодовал» (НАБ, НЗА)? Думаю, нет. Начнем с того, что глагол в оригинале находится в несовершенном времени и выражает не внезапную утрату контроля над собой, но скорее продолжительную и осознанную реакцию на то, что видел Павел. Кроме того, он был один. Никто не видел его возмущения. Поэтому он, должно быть, позднее сам использовал это слово, когда описывал свои чувства Луке; и явно не стыдился этого.

Ключом к объяснению характера ощущений Павла может служить то, что рагохупо является тем глаголом, который постоянно использовался в Септуагинте по отношению к святому Израиля и, в частности, для выражения отношения Бога к идолопоклонству (Писание очень последовательно в этом). Так, когда израильтяне сделали себе золотого тельца при горе Синай, затем, когда погрязли в серьезном грехе идолопоклонства и аморальности в связи с Ваалфегором, когда Северное царство сделало себе еще одного тельца, чтобы поклоняться ему в Самарии, они «спровоцировали» Господа Бога на гнев. Он говорил об Израиле как о «народе непокорном», который «постоянно оскорбляет Меня в лице» (Ис. 65:2–3; см. Втор. 9:7,18,22; Пс. 105:28–29; Ос. 8:5). Так и Павел был «оскорблен» (ПНВ) идолопоклонством, оскорблен до гнева, печали и возмущения, как и Сам Бог, и по той же причине, а именно — за честь и славу Его имени. Писание иногда называет это чувство «ревностью». Например, о Боге Иегове написано, что «имя Его — ревнитель; Он Бог ревнитель» (Исх. 34:14). Ревность вообще есть отвержение соперников, но хороша она или нет, зависит от того, имеет ли право соперник находиться здесь. Ревновать к кому–то, кто грозит затмить вашу красоту, ум или спортивные достижения, грешно, потому что мы не можем претендовать на монополию в этой области талантов. Если же в брачный союз вторгается третья сторона, ревность тех, кого отвергают, праведна, потому что вторгшийся не имеет права здесь находиться. То же самое с Богом, Который говорит, «Я Господь, это — Мое имя, и не дам славы Моей иному и хвалы Моей истуканам» (Ис. 42:8). Наш Создатель и Искупитель имеет полное право на нашу исключительную верность, и Он «ревнует», если мы переносим ее на кого–то или на что–то другое. Более того, Божьи люди, которые любят Его имя, должны разделять с Ним эту ревность. Например, Илия в дни национального вероотступничества сказал: «возревновал я о Господе Боге Саваофе» (3 Цар. 19:10 (ПНВ), настолько он был расстроен тем, что честь Бога была в поругании. Таким же образом Павел писал коринфянам в страхе за них: «…я ревную о вас ревностью Божиею» (2 Кор. 11:2 и дал.), ибо он стремился к тому, чтобы они хранили верность Иисусу, с Которым он их обручил.

Поэтому та боль (или «пароксизм»), которую Павел испытал в Афинах, возникла не как результат его плохого характера и не из–за того, что он сожалел о неведений афинян, и даже не из опасений, касающихся их вечного спасения. Когда он увидел человеческие существа, павшие так низко, что они стали отдавать рукотворным идолам честь и славу, которая должна принадлежать только одному живому и истинному Богу, им овладело чувство омерзения и отвращения. «Вся его душа содрогнулась при виде города, отдавшегося идолопоклонству» (ИБ).

Кроме того, эта внутренняя боль и ужас, которые подвигли Павла поделиться Благой вестью с идолопоклонниками Афин, не должны оставить равнодушными и нас. Стимулы важны везде. Будучи рациональными людьми, мы должны знать не только то, что мы делаем, но и почему мы должны это делать. Для миссионерской работы мотивация нужна особенно. И в неменьшей степени в наши дни, когда сравнительное изучение религий многих привело к отрицанию миссии завершенности и уникальности Христа и к тому, что они отвергают саму концепцию проповеди благовестия и обращения к вере людей. Но как же тогда перед лицом растущей оппозиции к благовестию христиане могут объяснить и оправдать свое продолжающееся благовестие миру? Самый простой способ — указать на Великое поручение. И действительно, повиновение ему являет собой сильный стимул. Однако сострадание выше повиновения, и оно проявляется в любви к тем, кто не знает Иисуса Христа и поэтому чувствует себя отчужденным и одиноким, потеряв всякую ориентацию в этом мире. Но самым высоким стимулом из всех является стремление или ревность о славе Иисуса Христа. Бог превознес Его, чтобы каждое колено преклонилось перед Ним и каждый язык признал Его владычество. Каждый раз, когда мы видим людей, в жизни которых Иисус не занимает подобающее Ему место, мы должны воспринимать это как внутреннюю рану и ревновать о Его имени. Как выразил это Генри Мартин в мусульманской Персии в начале прошлого века: «Я не смогу существовать, если имя Иисуса не прославляется; для меня настал бы сущий ад, если бы Он всегда… был поругаем» [354] .

354

Констанс Е. Падуик, «Генри Мартин: Исповедывающий веру». — Constance E. Padwick, Henry Martyn: Confessor of the Faith (IVF, 1953), p. 146.

3. Что Павел делал

Итак {теп оип — «поэтому», АВ) он рассуждал в синагоге с Иудеями и с чтущими Бога, и ежедневно на площади со встречающимися (17). Некоторые из эпикурейских и стоических философов стали спорить с ним (18а). Реакция Пав» ла на идолопоклонство в городе была не только негативной (ужас и огорчение), но также позитивной и конструктивной (свидетельство). Он не всплескивал руками от отчаяния и не плакал от ощущения беспомощности, не ругал и не проклинал афинян. Нет, он стал делиться с ними Благой вестью об Иисусе. Провозглашением Евангелия он стремился к тому, чтобы люди отвернулись от идолов к живому Богу и воздали Ему и Его Сыну ту славу, которой только они были достойны. Чувство праведного возмущения, переполнявшее его душу, нашло выход в словах свидетельства о Боге. Лука отмечает три группы людей, с которыми он говорил. В первую очередь, как обычно, в субботу он отправился в синагогу и «рассуждал» там и с иудеями, и с чтущими Бога. Как в Фессалонике, так и в Афинах, он говорил о Христе из Писания, провозглашал исторического Иисуса и соединял обе личности в одну — Богом посланного Спасителя грешников. Во–вторых, он пошел в agora, которую в настоящее время окончательно раскопали и восстановили и которая в те времена выполняла роль рыночной площади и центра общественной жизни, и разговаривал там со «случайными прохожими» (НАБ), теперь уже не в субботу, а ежедневноПохоже, он намеренно избрал знаменитый сократовский метод диалога, состоявший из вопросов и ответов: фактически он и был христианским Сократом, хотя его Евангелие было наилучшим, о чем Сократ мог только мечтать.

В–третьих, эпикурейские и стоические философы начали спорить с ним. Это были современные, но соперничающие системы. Эпикурейцы, или «садовые философы» [355] , считали, что боги находятся так далеко от людей, что люди их не интересуют. Более того, боги не могут влиять на дела людей и не может быть жизни после смерти, а потому не может быть суда. Поэтому людям остается лишь погоня за удовольствиями, в особенности же устремление к наслаждению и безмятежному образу жизни, свободной от боли, страстей и страха. Стоики [356] (последователи философской школы, основанной Зеноном (умер в 265 г. до Р. X.) признавали высшего бога, но в пантеистическом понимании, соединяя его с «мировой душой».

355

Последователи школы, основанной Эпикуром (умер 270 г. до Р. X)» известной под названием «Сад Эпикура». — Прим. перев.

356

По названию крытых галерей stoa, или покрытых фресками колоннад Рядом с agora, где они учили.

По учению стоиков мир определялся судьбой, а люди должны были выполнять свой долг, выбирая путь жизни в гармонии с природой и рассудком, как бы это ни было болезненно, развивая свою самодостаточность. Проще говоря, эпикурейцы проповедовали уход от тягот жизни и получение наслаждения в безмятежной жизни. А стоики делали упор на фатализме, подчинении и терпимости к боли. В последовавшей за этими беседами речи Павла в Ареопаге мы услышим отголоски столкновения Евангелия с этими философиями, когда Апостол говорит о заботливой деятельности Создателя, о достоинстве людей как Его творений, о неминуемом суде и призывает к покаянию.

Невозможно не восхищаться способностью Павла одинаково легко говорить с религиозными людьми в синагоге, со случайными прохожими на городской площади и с высокообразованными философами как в agora, так и в Совете. В сегодняшней жизни синагогу времен Павла можно сравнить с церковью, местом, где собираются религиозные люди. Именно церковь является тем важным центром, где можно делиться Благой вестью с прихожанами и теми, кто ищет Бога, людьми, которые время от времени посещают богослужения. Эквивалентом агоры в разных странах могут быть различные места. Это может быть парк, городская площадь или перекресток, торговые ряды или рыночная площадь, пивная, соседнее кафе, дискотека или студенческий кафетерий, где люди встречаются друг с другом в свое свободное время. Существует большая потребность в одаренных евангелистах, которые могли бы сойтись с людьми и делиться Евангелием в такой неофициальной обстановке. Что касается ареопага, то в современном мире нет его точного подобия. Может быть, самое близкое по сходству место — это университет, где можно найти интеллигентных людей. Им не подойдет ни церковное, ни уличное благовествование. Здесь необходимо развивать вид домашнего благовестия, где уместно будет свободное обсуждение, или группы «анонимных агностиков», где допустимы любые мировоззрения, а также благовестие с трибуны, в котором прозвучала бы хорошо аргументированная защита христианского учения. В сегодняшнем мире имеется острая потребность в большем количестве христианских мыслителей, которые посвятили бы свой разум Христу, не только как лекторы, но и как авторы, журналисты, драматурги, работники радио и телевидения, режиссеры, художники и артисты, которые могли бы использовать все разнообразие артистических форм, чтобы проповедовать Евангелие. Все они могли бы вступить в схватку с современными нехристианскими философиями и идеологиями, чтобы найти отклик у современных мыслящих людей, логикой и доводами своих аргументов привлечь людей к Благой вести. Христос призывает людей смирить свой интеллект, а не подавить его.

4. Что Павел говорил

Евангельский диалог Павла с иудеями, чтущими Бога, с прохожими и философами, возможно, продолжался в течение многих дней. В результате этого ему была дана величайшая возможность за всю историю его служения — проповедь Евангелия на всемирно известном верховном совете Афин, ареопаге. Как это случилось? Эпикурейцы и стоики отреагировали на благовестие Павла двояким образом. Одни оскорбляли его. Они говорили: «что хочет сказать этот суеслов»? (186). Суеслов переведен со слова spermologos, которое Рамсей назвал «словом, характерным для афинского сленга» [357] . Дословно оно означает «подбирающий семена, крошки» и используется в качестве определения различных птиц, питающихся отбросами и даже падалью, например, грача в комедии Аристофана «Птицы». Отсюда и один из предложенных переводов, «воробей» [358] . С птиц это слово перешло на людей, бродяг и нищих, которые живут тем, что питаются отбросами на помойках. В–третьих, это слово употреблялось по отношению, в частности, к учителям, которые, не имея собственной, оригинальной идеи, беспринципно заимствовали идеи других, подбирая крупицы познаний то тут, то там — «страстные искатели второсортного и подержанного» [359] , до тех пор пока их система знаний не превращалась в смесь чужих идей и мыслей.

357

Рамсей, «Святой Павел», с. 242.

358

HX,IV,c.211;H3A.

359

НХ, IV, с. 211.