Дежа вю (сборник)
Шрифт:
– …Где их никогда не было в помине, – закончил фразу Антон.
– Вы думаете…
– А вы? С учетом того, что я вам рассказывал о моих дежа вю…
– Точнее, с учетом вашей интерпретации, – поправил Манн.
– О чем вы? – спросила Кристина.
– Дежа вю? – спросила Анна.
– Мы все обсудим, – предложил Манн, – только не здесь. Поедем к нам, вы не возражаете, Анна?
– К вам… хорошо.
– А здесь и сейчас, – перешел Манн на официальный тон, – я попросил бы вас ответить на один вопрос.
– Да…
– Знакомы ли вы с мамашей Кузе? Ее отель на воде стоит на канале Ахтербургваль напротив улицы Моленстраат.
Анна нахмурилась. По выражению
– Я знаю этот домик, – медленно произнесла Анна, протянув руку Антону, и он взял ее ладонь, сжал, не сильно, чтобы Анна почувствовала его приязнь, желание помочь.
– Я никогда не видела его хозяйку, – продолжала Анна, успокоенная прикосновением Антона.
– Небольшого роста, плотная женщина с широким лицом, короткая стрижка «под мальчика», нос немного коротковат, но смотрится, тем не менее, очень даже… Взгляд из-под бровей, будто из укрытия…
– Точное описание, – Кристина внимательно смотрела на Анну, и Антон подумал, что она уже знает что-то такое, рассказанное ей по дороге Манном, о чем он пока не имел представления.
– Нет, – покачала головой Анна. – А что, должна знать?
Кристина и Манн переглянулись.
– Эсти… – начал Антон фразу, но детектив прервал его словами:
– Погодите, Антон. Анна, вы часто бываете в том районе? Проходите мимо гостиницы?
– Не часто, но…
– Почти каждый день, и вас туда тянет, хотя вы сами не понимаете почему…
– Ну… Я бы не сказала, хотя… Наверно.
– Вы бываете в том районе, потому что…
Анна молчала.
– Я слишком тороплюсь, – пробормотал Манн и поднялся. – Поедем ко мне, вы согласны?
Антон видел, как почему-то мучительно было Анне принять решение. Она продолжала сидеть, положив на стол руки, на ее лице застыло выражение боли, а взгляд… так смотрит человек, у которого неожиданно и сильно начинает болеть сердце. Антону знаком был этот взгляд страха и беспомощности, так смотрел отец, когда у него начинался сердечный приступ, а происходило это всегда вдруг, не из-за чего, он вроде не нервничал, смотрел телевизор и думал, кажется, о приятном, но в какой-то момент на лице появлялось выражение страха, покорности, и мама бежала в спальню за таблетками, которые хранились не в общей аптечке, а отдельно, на прикроватной тумбочке, чтобы можно было сразу взять и положить отцу под язык…
Так сейчас Антону и захотелось сделать – чисто инстинктивное движение, – но он понял, конечно, что боль у Анны была совсем другого рода, и только она сама могла с ней справиться. Боль узнавания, когда понимаешь, что возникшее воспоминание связано с событием, которое вроде бы никогда не происходило, но почему-то странно и страшно изменило именно твою жизнь.
Он обошел стол и положил руки на плечи девушки. Почему-то он знал, что должен поступить именно так, когда-то он так уже поступил, он узнал это чувство, перед глазами промелькнуло и исчезло то ли видение, то ли мысленная картина, то ли всплеск неустоявшейся реальности: он кладет ладони на плечи Эсти, она оборачивается к нему, глаза ее полны слез, ему хочется слизнуть их языком, и он усилием воли подавляет желание, хотя в глазах девушки видит, как ей хочется, чтобы он сделал именно это: слизнул ее слезы, ее страх…
Дежа вю исчезло, Антон даже не успел вспомнить, при каких обстоятельствах происходила эта сцена – будто и нигде вовсе, будто не было тогда в мире ничего и никого, кроме них двоих, а может, и мира самого не было, и они существовали не в пространстве-времени,
Плечи Анны напряглись, неловким движением она сбросила руки Антона и поднялась, отодвинув стул так, что Антону пришлось отступить на пару шагов. К выходу он шел следом за Анной, касаясь взглядом ее спины, будто подталкивая, подсказывая, куда идти.
Наступил вечер, улица была похожа на длинный коридор в очень странной гостинице: покрашенный черной краской потолок, нарисованные на стенах где закрытые, а где распахнутые настежь окна, зазывающие рекламы, прочитать которые Антон не мог, потому что тексты были слишком знакомы – странное ощущение, когда непонятным кажется обыденное, известное настолько, что не воспринимается сознанием как новая информация, и, значит, не воспринимается совсем, выглядит еще более непонятным, чем текст на неизвестном языке, написанный никогда не существовавшим шрифтом.
Почему-то Манн не предложил сесть в машину и повел их пешком: шел впереди, не оглядываясь и, похоже, не интересуясь, идет ли кто-нибудь следом. Следом шла Анна, ее притягивала спина детектива, а Антона притягивала спина Анны, он шел, будто привязанный, не видел Кристину, но спиной чувствовал ее взгляд. Они – все четверо – были привязаны друг к другу и двигались, как корабли в кильватерном строю.
Оказалось, что до дома Манна идти-то всего пять минут (так показалось Антону, хотя на самом деле путь мог быть гораздо более долгим). Манн включил в передней свет, прошел в студию и сдвинул вместе два кожаных кресла для посетителей – в одном из них Антон сидел, когда рассказывал детективу свою историю. Анна, войдя, остановилась посреди комнаты, на ее лице промелькнуло выражение узнавания, Антон понял – у нее дежа вю, она уже была здесь, хотя наверняка пришла сейчас впервые.
– Странно, – сказала она, – я помню картину с мостом, но не помню, что была когда-нибудь в этой комнате. Картину я видела… неделю назад, в тот день было прослушивание в опере, и я пела Лючию…
Антон сделал непроизвольное движение – он хотел сказать, что Анна ошибается, она сама недавно говорила… движение осталось незавершенным. Он поднял взгляд и встретил участливый взгляд Манна. «Да, – сказал Манн взглядом, – вы все правильно поняли».
Анна смотрела на картину, но – Антон это чувствовал – видела не холст, изрисованный масляными красками, а берег Амстеля или, может, вид из окна шестого этажа большого дома, или рампу, за которой в темноте притаился многоголовый зверь, готовый или освистать ее, или осчастливить, и еще она должна была видеть… так ему казалось… так он хотел…
И вспомнил сам. Взгляд его случайно – случайно ли? – упал на огромного плюшевого медведя, сидевшего на полу в дальнем углу комнаты. Антон мог поклясться (но кто просил его об этом?), что, когда он сюда приходил днем, медведя не было, в углу стоял старый кожаный портфель… вот он, лежит на нижней полке, будто там всегда было его законное место… а медведя Антон уже видел… и не однажды… где… когда…
Услужливая память подсказала мгновенно – медведь был в руках у девушки… Эсти… Она целовала медведя в черный пластмассовый нос и говорила что-то, чего Антон не мог расслышать, потому что память не помогала ему, а заставлять себя вспомнить он не мог. Он знал, что сейчас… Почему сейчас… Он и это знал тоже: потому что сейчас они с Анной вдвоем, они сидят друг против друга, смотрят другу в глаза, и память у них сейчас общая. Это невозможно, памяти не могут объединяться, но это происходило, и Антон знал, что в свое время найдет этому физическое объяснение.