Дежа вю (сборник)

Амнуэль Павел Рафаэлович

Или о том, что трагедия может произойти здесь скоро… сегодня… сейчас.

Кто-то вскрикнул. Антону показалось, что кричала Анна, он поискал ее взглядом, выбравшись из машины следом за Манном. Анна и Кристина стояли, держась за руки, и смотрели вверх. Странное было ощущение, он будто присутствовал здесь и одновременно отсутствовал, потому что дежа вю крепко держало его, впихивая себя в его заторможенное сознание. Он был здесь, и он здесь не был, он бежал к закрытой двери подъезда и стоял, прислонившись к капоту машины, смотрел вверх и пытался унять бешеный ритм сердца.

Парадная

дверь оказалась закрыта, и Манн принялся нажимать на кнопку звонка, утопленную в камень слева. В глубине раздались звуки, которые лишь при большой игре фантазии можно было принять за переливчатую трель. Это был стон, вопль подстреленной птицы, долгий скрип пружин продавленного дивана, и все вместе, и если никто не ответит в динамике домофона, значит, дом пуст, в нем нет ни одной живой души и только одна мертвая. Антон знал уже – кто, но не мог догадаться.

Он обернулся: Анна и Кристина стояли за его спиной, Анна смотрела на Антона понимающе или сочувствующе, будто хотела поддержать его, напутствовать, но не могла подобрать слов, а взглядом выразить всю полноту чувств у нее не получалось.

– Анна, – сказал Антон, осознав вдруг, что история эта сейчас закончится, и что окажется в конце… точка… многоточие… жизнь… смерть… Он готов был сейчас ко всему и хотел лишь, чтобы все кончилось быстро.

– Кто там? – послышался из динамика хриплый голос, который мог принадлежать мужчине, женщине, роботу, компьютеру, черту-дьяволу или вообще никому, просто возникли слова в воздухе и ударили Антона в грудь, будто брошенный наотмашь камень.

Антон согнулся.

– Частный детектив Тиль Манн. Мою карточку вы сможете посмотреть, когда откроете дверь.

Манн говорил по-английски, но тот, за дверью, хотя и понимал язык, предпочитал отвечать по-голландски, и слова его звучали абракадаброй, смысл которой Антон угадывал, следя за реакцией Манна.

– Бу-буу-бубу-ба-буу…

«Ночь уже, куда вас черт несет. Дождитесь утра и звоните, будь вы хоть королева».

– Нам нужно в сто тридцать седьмую квартиру.

– Буу-бу-бу. Ба.

«Ну и звоните туда».

На двери не было ни списка квартир, ни обычного в таких случаях табло с кнопками у соответствующего номера. Только один звонок, на который Манн давил в безуспешной, видимо, попытке добренчаться до подкорки консьержа или кто там за дверью стоял на страже спокойствия отсутствовавших жильцов.

– Бу-буббу.

«Прекратите, или я вызову полицию».

– Вызывайте! – крикнул Манн. – Майор Мейден будет счастлив.

Имя майора произвело, видимо, надлежащее действие. Имел ли консьерж дело с полицией или голос Манна звучал чересчур уверенно для случайного ночного посетителя, но в двери что-то щелкнуло, что-то внутри сдвинулось с места, что-то коротко прогудело, и Антон понял, что дверь открыта – она по-прежнему возвышалась неприступным оплотом, но теперь можно было ее толкнуть или потянуть ручку на себя.

Манн потянул за ручку, похожую на вбитый в плаху топор палача. Дверь раззявилась, будто акулья пасть, и Манн придержал ее ногой, показав взглядом Антону и стоявшим за его спиной Анне с Кристиной: «Входите. Быстро».

По спине Антона пробежали мурашки. Сердце застучало

часто и беспокойно – он узнал. Что? Он был здесь? Да. Где был? В холле (если это был холл, а не танцевальная площадка или зал ресторана) было так же темно, как в детской, когда мама укладывала Антона спать, целовала в щеку, говорила «Спокойной ночи, сынок» и уходила, погасив свет.

Чем отличается одна темнота от другой? Только собственным эмоциональным состоянием, и, значит, он сейчас…

Антон шагнул вперед, протянул руку вправо, там должна была быть… но там ничего не оказалось… «Искать черную кошку в черной комнате», – подумал он. Черная кошка здесь была, он знал точно, и так же точно знал, что ее здесь не было и быть не могло. Нормальное состояние для квантового наблюдателя, когда воспринимаешь одновременно оба возможных состояния объекта, и лишь после того, как зажжется свет и процесс наблюдения станет необратимым, ты увидишь что-то одно, окажешься в одной из двух реальностей, а пока не сделал выбор, не включил свет…

Еще шаг. Черная кошка шевельнулась и замерла, дожидаясь его решения.

– Эсти, – произнес он тихо, понимая, что все равно будет услышан. Мог и вовсе промолчать, только подумать, мысли темноте распространялись так же легко, как звуки. – Эсти, ты не должна этого делать.

Что-то шевельнулось сзади? Он не смел обернуться, чтобы не нарушить чистоту мрака движением – мрак обязан быть неподвижным, иначе в нем появляется что-то светлое. Всякое движение создает свет – сейчас это казалось Антону очевидным.

– Эсти, – повторил он и услышал:

– Да… Но я должна.

– Ничего ты никому не должна, – сердито сказал он. – Это другая ты, как ты не можешь понять? Это Анна.

Он сделал шаг, еще раз позвал Эсти и не услышал в ответ ни слова.

Он шел в пустоту, будто точно знал, где скрывается черная кошка, которой никогда здесь не было.

Сделав восемь шагов (он не считал, но знал, что шагов было восемь), остановился и протянул вперед руку. Стена. Чуть ниже и левее… Ручка двери. Если нажать…

Из возникшей щели проступил мрак, еще более тяжелый и плотный. Он ждал там, запертый, и теперь, освободившись, выползал, стелясь по полу, поднимался, учерняя черноту.

– Эсти, – сказал он, обращаясь к мраку, своим давлением открывавшему дверь все шире – несмазанные петли заскрипели. – Эсти, не делай этого.

Дежа вю, подумал он. Я уже говорил эти слова. Я был в этом мраке. Я звал Эсти. Я хотел ей внушить, чтобы она не делала… чего?

Остановив рукой движение открывавшейся двери, Антон сделал шаг, вспомнив, что уже поступил так однажды. Вспомнил: он пришел, потому что Эсти сказала: «Жди меня в подсобке в одиннадцать». Он пришел на четверть часа раньше, открыл дверь ключом, который еще днем взял со столика в прихожей. Почему Эсти не оставила включенной хотя бы одну лампочку? Неправильный вопрос. Почему консьерж… Ах да, здесь уже больше года не было консьержа, последний уволился, а нового не наняли, жильцы (особенно упирался тип со второго этажа, ему, мол, это вообще не надо, к нему никто не ходил, не ходит и ходить не будет) так и не смогли договориться о том, как оплачивать услуги привратника.