Дежавю, или Час перед рассветом (Час перед рассветом)

Корсакова Татьяна Викторовна

Дед говорил о многом, но молчал о главном — о Чуде. А Саня долго не решался спросить. Все ждал, когда можно будет снять повязку, хотел видеть дедовы глаза, когда тот станет рассказывать…

— Красавцем ты, Митя, — дед теперь называл его только новым именем, привыкал сам, приучал Саню, — уже не будешь, но для мужика красота не главное. Ты ж не кисейная барышня, правда? — Он говорил и неспешно разматывал повязку. — Я за глаза твои сильно переживал, но видеть ты будешь, обещаю. Только больно

от света с непривычки станет, но это не беда.

Саня разглядывал свое до неузнаваемости обезображенное лицо с равнодушным спокойствием. Да, красавцем ему больше никогда не быть… Кончиками пальцев он коснулся медальона-ключика.

— Хотел выбросить, да не смог. — На дедовом лице пролегли глубокие тени. — Может, сам снимешь?

— Нет.

— Я так и думал. — Он покачал головой. — Плохо это, но, боюсь, от нас с тобой не зависит.

— Пойдем. — Саня решительно встал с лежака, пол под ногами качнулся. — Хочу посмотреть.

— Рано тебе, слабый ты еще.

— Пойдем!

Дед не стал спорить, лишь покивал в такт каким-то своим мыслям.

…Лес изменился. Теперь это было по-настоящему плохое место, Саня чувствовал зло каждой клеточкой своего тела. Обуглившееся, без единого листочка дерево, толстый слой золы под ногами и невыносимая вонь сгоревшей плоти.

— Где он?

Дед долго не хотел отвечать, все думал о чем-то, а потом сказал:

— Когда ты в огонь кинулся, я тебя насилу обратно вытащил. Думал, что не спасу… Отнес тебя домой, раны промыл, повязки наложил, отвар из гарь-травы в тебя влил, а потом вернулся за Зоей… Она быстро умерла, Митя… Не мучилась совсем, я знаю.

— А он?

— А он мучился. Такие, как он, долго умирают. Но огонь, Митя, это самая страшная и самая очистительная сила. — Дед говорил громко, уверенно, но в голосе его все равно слышалась тень сомнения. — Маму твою я на рассвете похоронил, тебя проведал и снова на гарь вернулся.

— Зачем?

— Закопал гроб с драгоценностями.

— Зачем, дед?!

— А затем, Митя, что это твое будущее. Даст бог, власть босяцкая надолго не задержится, ты себе свое тогда и вернешь.

— А с ним что? — Его не интересовало золото, его интересовал только Чудо.

— Он сгорел, до косточек сгорел. Нет его больше.

— Его ты тоже?..

— Нет…

— И

где же он?

— Не знаю. Наверное, свои забрали, зарыли где-нибудь под елью, как бешеную собаку. Поделом!

— Он не вернется больше?

— Нет. — И снова не было в дедовом голосе уверенности, как будто знал он что-то такое, о чем не хотел рассказывать.

— Я на кладбище хочу сходить, — Саня растер в пальцах жирную золу, — к родителям.

— Сходим. — Дед погладил его по голове. — Днем в деревне показываться опасно, ближе к ночи сходим.

— А нож? — Саня только сейчас вспомнил о дедовом подарке.

— Не знаю. — Дед покачал головой. — Тогда не до него было, а теперь уже не найдешь. Наверное, кто-то из солдат подобрал. Да ты не переживай, Митя, твое к тебе вернется.

— Мое ко мне вернется. — Саня вытер черные от золы руки о штаны, посмотрел на наливающееся грозой небо, сказал: — Тянет меня сюда. Знаю, что место плохое, а поделать с собой ничего не могу.

— Это пройдет. — Дед тоже не сводил взгляда с темнеющего неба. — Я надеюсь, — добавил едва слышно.

Дэн

Смутное беспокойство Дэн почувствовал, когда пикник подходил к концу. Тревожное и одновременно нетерпеливое чувство не давало вдохнуть полной грудью, точно арканом тянуло в лес. Там, в лесу, он знал это наверняка, рождался и набирался сил блуждающий огонь. Ключик в виде трилистника тоже набирался сил, Дэн кожей чувствовал его вибрацию. Он ушел в тот момент, когда остальные хлопотали над скрученным радикулитом Ильичом, никем не замеченный, растворился в сгущающихся сумерках.

Да, это было безрассудно — идти в лес на ночь глядя безоружным, но в тот момент Дэн не думал о здравом смысле, он шел, подчиняясь неведомой силе, всматриваясь в прорехи между деревьями, пытаясь отыскать блуждающий огонь. И чем дальше он углублялся в лес, тем ярче и настойчивее светился ключик в виде трилистника. Если повезет, сегодня Дэн увидит то, что вот уже сколько лет прячется под землей, то странное и длинное, что когда-то видел Туча. Может, это и вправду гроб, каким он являлся в видении Гальяно.

В лесу было еще довольно светло, не темнее, чем осенним пасмурным днем; он только посмотрит и сразу же вернется обратно.

Угрожающий волчий рык послышался за спиной в тот самый момент, когда Дэн уже почти решился повернуть назад. Волк стоял всего в нескольких метрах от него: здоровый, матерый, приготовившийся к прыжку. Медленно, стараясь не делать лишних движений, Дэн вытащил из-за пояса кухонный нож, которым Ильич разделывал мясо для шашлыка. Если волк один, то у человека, возможно, есть шанс…