Дежурный по КТуркВО
Шрифт:
Поместили их сначала в офицерскую камеру, те не угомонились, сунули в карцер. Капитан снова разошёлся и в качестве протеста скинул с себя одежду. «Я всяко успокаивал, но тебя по-пьяни не остановить?!» – жаловался прапор. После протеста их перевели к нам, а одежды видимо так и валяются в карцере. На голубом глазу прапор рассказывал это капитану, держащему голову двумя руками.
С утра подъём, завтрак, построение на развод. К разводу на гауптвахте появился капитан, нам троим выписали по десять суток – максимально возможный срок. Я ждал, что появится сейчас кто-то из батальона, вызволит меня из заточения и заберёт к родным
Распорядок отбытия наказания на гауптвахте устроен был так, что днём всех отправляли на работы разного рода, на ночь возвращали в камеру. Разнарядка проводилась как в известном фильме Гайдая. Выстраивались во дворе, выходил зам начальника гауптвахты, и начинался развод: «Ну, что, граждане алкоголики, тунеядцы, кто желает поработать?!» Арестанты не как в кино отмалчивались…
В первый день меня как старшего сержанта назначили старшим команды солдат и определили на работы на железную дорогу. Помогали мы бригаде дорожных рабочих, которые стелили асфальт. Гребли лопатами то песок, то щебень, но особо не напрягались. Неудобно было, что лопатить приходилось в парадной форме.
По окончании рабочего дня, определили в постоянную камеру. В камере обретался мой земляк из Нарвы… Людей из Эстонии за свои два года службы я вообще не встречал, тут чуть ли не с соседней улицы. Сдружились мы на фоне землячества, так сказать, сблизились, и оказалось, что он служил в Афгане. Получил ранение в ногу, попал в ашхабадский госпиталь, где постоянно бухал. За что не первый раз перемещался на гауптвахту. В производстве дневных работ земляк мой был прошарен – ставили его помощником к водителю, который развозил продукты в столовые города Ашхабада. Коменданты, понимал я, имели внеслужебные договоренности с гражданскими дельцами, арестанты служили подсобной тягловой силой.
В общем, день-два, земляк отбыл на койку в госпиталь, но успел замолвить за меня словечко. Повезло, что не тому заму, который нас арестовывал, и меня поставили помощником на развоз харчей. На утренней перекличке вызвали из строя и обозначили новый вид применения.
Началось интенсивное передвижение по городу с более подробным, иного не скажу, изучением фактуры определённого среза общества. Водитель был туркмен, имевший в распоряжении грузовой автомобиль, ездили по разным складам и продовольственным базам, грузились провиантом и развозили его по магазинам, столовым и прочим забегаловкам. Не наказание работами, а сплошное выпало удовольствие. Туркмен пыл неторопливый, любил попить чаю, времени свободного мне выпадало полнее полного, и я занимал его знакомствами с молоденькими продавщицами и поварихами, которые как по сговору подкармливали меня всем, что имелось в их ведении.
Так пролетели мои оставшиеся дни на гауптвахте, но… не тут-то было. В последний день добавили мне ещё пять суток, ввиду того, что не пресекал курение в камере. Как старшего сержанта, меня назначили ответственным за дисциплину в помещении, а арестант раздобыл сигареты и закурил. Отнимать у курящего человека сигареты я посчитал неприемлемым поведением, потому и пропустил мимо правил. Его наказали, ну и мне добавили до кучи…
Вот таким было моё знакомство с гарнизонной гауптвахтой, которое, кстати, могло и вовсе не произойти, доложи мы дежурному по части факт поимки в самоволке начальником ПУС майором Перцевым…
Служебный долг и боль очарований…
Из воспоминаний Кислицина Игоря.
В первые дни «на губе», когда приходилось отрабатывать наказание при железнодорожной станции, возле одной из пустующих веток чугунки заприметил я пару раздербаненных КУНГов, понятно, что в своё время вмещавших радиостанции Войск Связи. КУНГи стояли особняком прямо на грунте, транспортной базы под собой не имели, видимой охраны в поле зрения тоже не было, хотя площадка та была окружена бетонным забором.
Ну, а как бывалому связисту увидеть бесхозное добро в родных очертаниях, да мимо интереса пустить, не подойти и не осмотреться? Поспрашивал бригадиров и каких-то станционных рабочих, все только отмахнулись. Когда эти будки появились никто не помнил, стоят и стоят, дела до них никакого нет. Раз уж стоят, значит, кому-то это надо!
В общем, полез смотреть. Двери в КУНГах были не заперты, стёкла в окнах биты. Внутри от былой аппаратуры связи остались только пустые стойки, что можно – откручено, остальное выдрано. Не обнаружив ничего интересного, собрался уже уходить и тут замечаю абсолютно такой же как на моей радиостанции автомат защиты сети (АЗС). Глупыми головами, руками и ногами вандалов, разграбивших аппаратные, абсолютно нетронутый!
Приличного размера ящик, как две поставленные друг на друга Р-105Х. Через этот блок запитывалась вся станция, АЗС контролировал перепады фаз, уровни входного напряжения и разность потребления по фазам и общему проводу. Такой же АЗС на моей станции барахлил после пожара. Это отдельная, почти драматическая история с мистическими и счастливыми для меня совпадениями и последствиями – расскажу, как удосужусь. Причину неисправности я тогда не смог найти и просто отключил в нём реле сброса. Крепился аппарат болтами с головкой под «семнадцатый» гаечный ключ.
Отсидев на гауптвахте пятнадцать суток, возвращаюсь в часть. Рассказываю командиру роты Кучмагре о тех бесхозных КУНГах, привлекаю внимание к обнаружению нетронутого АЗС, напоминаю о своём. Ротный сразу загорелся, не откладывая навеки, приказал мне и Володе Хомякову пребывать в бдительном состоянии до его скорого распоряжения. И уже тем же или следующим вечером после отбоя ротный заявляется в казарму и забирает нас на свершение подвига. Который мы должны были совершить «не корысти ради, а только пользы для!»
Взяв с собой набор подходящих инструментов, троица героев отправилась в ночь на железнодорожную станцию. Уже на месте, окидывая взглядом округу, просчитав пути отхода, командир раздал ценные указания, как себя вести, если случится непредвиденная ситуация, с какой скоростью и в каких направлениях от неё будет лучше драпать. Вам, дескать, оттого, что если что, всё равно прибудет не больше «губы», а со мной или вместе поймают – пришьют «в составе группы лиц». Отправив подчинённых на свершение подвига, сам он остался контролировать обстановку с обратной стороны забора. Замечу опасность, говорит, просигналю громким свистком вверх…