DIA

ALES

Затем он делал новый паспорт. И старые фотографии. Паспорт нужен был, чтобы жить в будущем. Фотографии – чтобы показывать якобы существовавшее прошлое.

У него был новый цвет волос – серый. И новое лицо – выщипанные, обесцвеченные брови, консультация у косметолога, линзы, проколотые уши.

Он должен был сделать себя заново. И начать стоило, став серым, как серые стены высоток Нью-Йорка, где у него обязательно будет квартира на последнем этаже. На весь этаж.

Глава 2. Нравишься

– Убьешь меня?

– Точно. Но перед этим…

– Понятно, – сказал Диа, вполуха выслушивая, как собеседник распинается в подробнейших описаниях предстоящих жестоких пыток, насилия и надругательства над телом и душой своей жертвы.

Жертва сетовала на магнитные бури. Наверняка голова от них раскалывается. Впрочем, может, и от болтовни: мигрень неожиданно отступила, стоило воцариться блаженной тишине. Тишина зависла стоп-кадром, пока тот-что-в-пиджаке снимал перчатки. Проверял что-то в мобильнике. Закрывал дверь на ключ. Включал кондиционер и, кажется, сигнализацию или какую-то другую систему, управляемую настенным пультом.

– Закурить не найдется? – Диа любил вишневые или с ментолом, где надо раскусывать шарик. Но сейчас подошли бы любые.

– Что?

– Сигареты. Никотин нужен, нервы не железные.

Тот-что-в-пиджаке вздернул бровь, посмотрел вдумчиво. Вообще, забавно было наблюдать за сменой его эмоций. Он следил неотрывно, и периферическое зрение отмечало в чужом взгляде появление заинтересованности, раздражения, удивления в разные моменты. Раздражения больше всего, разумеется.

Тот-что-в-пиджаке выудил из нагрудного кармана пачку сигарет, вытащил одну и протянул ему вместе с зажигалкой.

Диа закурил, чуть запрокидывая голову и выдыхая дым. Приоткрывая губы и опуская ресницы в двух с половиной слоях туши. Пафосно. Красиво.

Докурил молча. Домучил бычок в пепельнице, душа его тонкими пальцами, как злейшего врага. На пачке было написано: «Курение убивает». Убивало Диа сейчас вовсе не курение. По крайней мере, у него были веские основания полагать, что этот болтливый психопат доберется до него куда быстрее, чем рак легких. Так зачем оттягивать момент?

– Ну давай. Чего ты там собирался делать.

Тот-что-в-пиджаке степенно покивал, соглашаясь с разумным выбором собеседника или собственными мыслями. Избил его. А потом выебал. Мужик сказал – мужик сделал.

Изнасилование, видимо, должно было его унизить. Но Диа почему-то не унизился. Перевернулся, пару минут провел за созерцанием размытой черной точки на натяжном потолке.

– Блядь, – сказал Диа. Дрожь не отпускала. Так же как стресс, натяжные потолки он недолюбливал. В бедных кварталах по ним бегали тараканы, а то и крысы. Стучали маленькими лапками – бам, бам, бам. Как тут уснуть? Хотелось верить, что дело происходит не на одной из таких окраин. Дрожь, эта дрожь в холодных пальцах – а ничего больше ты себе и не позволишь. Думай, как пережить, здесь тебе явно не дадут позвонить психотерапевту. Или в полицию.

Вчера вечером он покинул «Кон-Тики» через черный ход. В зале было душно и скучно.

Светский раут. Высшее общество. Приклеенные улыбки, кристальное шампанское, сплетни и липкие взгляды. Самые сливки, снятые, видимо, с пива в баре «Роял» на Третьей авеню. А пиво там было отвратительным. Горьким, с привкусом мусора (не то чтобы приходилось часто пробовать мусор на вкус, но все же у Диа была некоторая почва для подобных фантазий), не оправдавшим своей цены.

Такие же и люди.

В красную дорожку били снопы белого света. Слева и справа – вспышки фотоаппаратов, мобильников, лампочки телекамер. Он улыбался – сияюще, ярко, махал приветливо наманикюренной рукой. Толпа визжала сотнями женских голосов. Мужские глубже и ниже, их не так слышно, может, визжали и они.

Блеск его новых сережек, лоск волос, закрученных в пышные белые локоны, заполняет все ленты новостей. Вульгарно! Возмутительно! Так не принято! Но все камеры направлены на него. Через год Нью-Йорк захлебнется в моде на блонд, а он к тому моменту давно распрощается с образом. Он всегда будет контрастным: белым среди черного, черным среди седых. С возвышения поодаль за ним внимательно наблюдает тот, кто поставил на эту красную дорожку уже не одну восходящую звезду. Покровитель и спонсор, крестный отец безымянных гениев, которые оказывались достаточно глупы ли, смелы или целеустремленны, но по своим причинам соглашались отказаться во имя великой цели от некоторых удобств. Свободы, например. Вот и на этот вечер Диа пришел исключительно по чужой воле. Как по чужой указке подъезжал иногда по нужным адресам, соглашался на правильные интервью и водил дружбу с правильными людьми. За это он получил все. Ну, все остальное.

Это было отвратительно, но удобно.

А потом, после светского долга, он поехал запить отвращение в клуб. Именно в клубах время замедлялось, пропадало, и Диа, смешавшись с толпой, начинал жить.

В клубе было душно, шумно, охуенно.

Это чувство, когда тебя заполняет ужасом и эйфорическим восторгом от тел, зажимающих так, что трудно дышать. И от дыма – тоже трудно дышать. Один из танцующих протянул вместо сигареты явно что-то другое. Со сладким запахом вожделенного катарсиса. Наполнение скрутки было совсем легким, но Диа, не сделав и затяжки как следует, рассмеялся. Закашлялся, сгибаясь пополам. Все же такими вещами он никогда не увлекался. Ему было мерзко от одной мысли о прикосновении губ к этой дряни. Но ощущение откликалось его тяге к саморазрушению сегодня. Кто-то заботливый отвел его к барной стойке. Кто-то дружелюбный купил алкоголь.

Диа даже не посмотрел, что в стекле.

На краю остался след помады. «Красный бархат», оттенок сезона от Донателлы Герры. Горло обожгло сладостью, сжало так хорошо, что захотелось запрокинуть голову, раскачиваясь в такт музыке.

Музыка хреновая.

Та самая, что в топах чартов. Та, что рвет колонки, и грудь начинает биться вместе с ней, как натянутый барабан. Сердце сходит с ума, пытается выбраться наружу. Поэтому Диа оказался не против, когда чьи-то руки потянули за края одежды – разорвать и распахнуться, растянуть майку, стать оборотнем и дышать паром в глубоком лесу за городом.

До леса так долго.

Диа веселился вместе с незнакомой компанией и пошатнулся на каблуках, когда незнакомая рука потянула за шлевку ремня. Они танцевали так, будто завтра апокалипсис. Как будто они – тот шабаш, что его призовет. Сотни незнакомцев и нежных красавиц, с десятками из которых успеет потанцевать за ночь.

Диа не заметил, как к нему подобрались ближе. Не почувствовал ничего, даже оказавшись притянутым к чужому телу, даже позволив поцелуй. Получилось грубо, резко, не размыкая губ, не закрывая глаза. Напротив все равно одни цветные пятна.