Диадема богини
Шрифт:
– Моя имя Ючэн из Кхитая. Ючэн. Ты Конан, ты запоминай это имя. Я хочу быть знаком с тобой.
Киммериец пожал тяжелыми плечами.
– Если тебе этого хочется, Ючэн. Но сперва объясни мне, что толку мне в таком друге, как ты? Я могу свернуть тебе шею одной рукой и сомневаюсь, что в бою ты мог бы быть мне полезен. Что до краж и воровства... Может быть, ты и ловок, но разве кто-нибудь в Шадизаре может сравниться в этом деле с Конаном-киммерийцем?
– Ты Конан, ты очень высоко думать о себе, - бесстрастно ответил маленький человек.
– Но ты хорошая мальчик.
Все в кабаке, включая Семирамис и Абулетеса, застыли. Худших слов этот заморыш и придумать не мог. Если он желал подружиться с Конаном, ему следовало превозносить его силу и ловкость и уж ни в коем случае не нужно было предлагать помощь.
Конан побледнел от ярости и сжал кулак.
– Ты хочешь сказать, что я могу нуждаться в помощи?
Кхитаец покосился по сторонам, как показалось Абулетесу, с хитрецой, но когда он заговорил, он был само простодушие.
– Нет, Конан, конечна нет. Я Ючэн, - я нуждаться в помощи. В твоей помощи. Ючэн - слабый, Конан - сильный. Ючэн - бедный кхитаец. Конан самый-самый ловкий.
Удовлетворенный, Конан кивнул, и, к удивлению Абулетеса, дело обошлось без кровопролития.
– Учти, Ючэн, я терпеть не могу слабаков, - сказал Конан.
– Ючэн - не слабак. Ючэн просто маленького роста, - успокоительно заметил кхитаец и, не дожидаясь приглашения, уселся за столик.
– Конан, пусть твоя женщина уходит. Нада говорить. Нада секретна говорить.
Семирамис вспыхнула от гнева.
– Да как ты смеешь, грязная желтолицая обезьяна...
– начала она.
Неуловимым движением кхитаец схватил ее за руку, и Семирамис неожиданно замерла и замолчала. На ее лице проступило недоумение. Она раскрыла рот, но не смогла больше произнести ни звука.
Улыбнувшись Конану, Ючэн спросил:
– Так пусть твоя женщина уходит?
– Семирамис, - обратился к своей возлюбленной варвар, - ты же видишь, что тут мужской разговор. Так что тебе лучше уйти.
– Пусть твоя женщина скажет, кто такой Ючэн. Не обезьяна. Пусть скажет по-настоящему.
Кхитаец выпустил руку Семирамис. Женщина с трудом перевела дыхание, метнула на Конана злобный взгляд и выпалила:
– Свинья! Ленивая свинья! На твоих глазах меня подвергают пытке...
– Какой пытке?
– Конан недоумевал.
– Я что-то не заметил, чтобы тебе сделали больно. Он просто взял тебя за руку...
– Просто? Да я слова не могла вымолвить, пока он не убрал свои лапы!
– Для женщина это пытка - не говорить, - сказал Ючэн.
– Но теперь пусть говорит. Кто такой Ючэн по-настоящему?
– Да не обезьяна ты, не обезьяна!
– закричала Семирамис, готовая разрыдаться.
– Хоть и похож.
Ючэн рассмеялся.
– Теперь уходи, - сказал он.
– Я буду говорить с твой хозяин.
Последнее было уже чересчур для вспыльчивой девицы, однако взгляд неподвижных черных глазок-щелок не сулил ей ничего хорошего, поэтому она, скрипнув зубами, повернулась к мужчинам спиной и гордо удалилась, раскачивая бедрами.
– Напрасно ты так, - сказал Конан.
– Для начала запомни: я ей не хозяин.
Ючэн удивился.
–
Абулетес, краем уха подслушивающий их разговор, помертвел. Сейчас точно начнется членовредительство. Возможно, придется соскабливать мозги кхитайца с потолка... Сделать киммерийцу _т_а_к_о_е_ предложение! Этот Ючэн, должно быть, сошел с ума.
Однако ничего не произошло. Спустя несколько секунд Абулетес, облегченно переводящий дух и вытирающий со лба холодный пот, сообразил: варвар был настолько дик и далек от восточной развращенности, что даже не слыхивал о том, чтобы мужчины делали любовные предложения другим мужчинам. Видимо, непролазное невежество Конана и спасло Ючэна от немедленной расправы.
Прошло еще несколько минут, и выяснилось, что кхитайца могло подвести лишь скверное владение заморанским языком, на котором он изъяснялся хоть и бойко, но с чудовищными ошибками. Речь шла об услуге, весьма далекой от той, которую оказывала Конану пылкая Семирамис.
– Конан, - сказал маленький человек, - ты нуждаться в деньгах. В золоте. Тебе нужна много денег - покупать вино, женщин, удовольствия. Мне нужна одна вещь. Ты достаешь ее, я даю деньги.
– Тебе нужно, чтобы я кое-что украл?
– Конан засмеялся.
– Не вижу никаких препятствий. Скажи только - что именно, где оно находится, хотя бы примерно, и я по нюху сыщу тебе твою безделушку так легко, словно она намазана пахучим веществом! Если, разумеется, твоя цена будет для меня подходящей.
– Цена подходящая, - сказал Ючэн.
– Неподходящая безделушка. Трудно взять.
Кхитаец обернулся и неожиданно встретился глазами с Абулетесом. Трактирщик вздрогнул и сердито принялся протирать тарелку засаленным лоскутом.
– Идем, - сказал кхитаец.
– Ты великий вор, но тот человек - он великий подслушиватель. Надо секретно говорить.
Вместе они вышли из кабака и направились на улицу. В дверях мелькнуло два силуэта: рослый, мускулистый - варвара и маленький, юркий - кхитайца. Потом они исчезли, словно растворились в ярком свете жаркого солнца, пылавшего в этот час над Шадизаром.
– Так о чем мы с тобой договариваемся, друг Ючэн?
– спросил наконец Конан, когда они с кхитайцем оказались на шумной площади.
– Если ты слышал обо мне хоть что-нибудь, то тебе известно, что я самый ловкий и умелый вор во всем Шадизаре. Так что не думай, будто для меня существуют препятствия.
Кхитаец в этот момент стоял возле лоточника, торгующего свежими пирожками с рыбой. Он, казалось, не слушал похвальбы своего собеседника, целиком поглощенный выбором пирожка. Тыча пальцем то в один, то в другой, он на ломаном заморанском выяснил, насколько свежа рыба и нет ли, случаем, запеченных в тесте кальмаров. Лоточник, с ненавистью поглядывая на настырного кхитайца, объяснял сквозь зубы, что рыба свежая, а кальмаров нет и не бывает. Кхитаец кивал, и блестящая тонкая иссиня-черная косичка на спине извивалась, как живая.