Диадема богини
Шрифт:
– Вот ты смеешься, это хорошо. Смеющийся не станет убивать. Убивать плохо.
– А красть, по-твоему, хорошо?
– спросил Конан, который на миг позабыл о том, что хотел стать королем воров.
Однако Ючэн не воспользовался этой промашкой молодого варвара и на полном серьезе ответил:
– Красть - тоже плохо, но лучше. Не будь как тот жрец, который сам нарушал заветы, а других проклинал.
– Я не мальчик, чтобы какой-то пройдоха из джунглей учил меня, что я должен делать, а чего я делать не должен, - сказал Конан, как только уяснил, что сказка закончена и больше ничего интересного не
– Между прочим, я давно уже расстался с материнской титькой и теперь соображаю самостоятельно.
– Притча не для мальчиков, - сказал Ючэн примирительно.
– Притча для мужчин. Чтобы они слушали и мало-мало думали. У нас так положено. Для того и жрецы.
Конан рассеянно забрал из рук Ючэна последний пирожок и целиком отправил его в рот. Он чувствовал настоятельную потребность подкрепиться, а ничто так не улучшало настроения варвара, как еда. Иногда он даже думал, что еда - это единственная вещь в мире, не считая, конечно, битвы, которая всегда верна сама себе и не обманет.
– Ладно, кхитаец, говори, что за дело у тебя, - сказал он с набитым ртом.
– Кажется, я должен что-то украсть? Теперь мне, как ты понимаешь, по-настоящему нужны деньги. Если ты дашь мне больше, чем я смог бы выручить за твою безделушку у шадизарских перекупщиков краденого, то я с радостью помогу тебе.
– У Шан есть статуя, - сказал Ючэн.
– Зеленый камень. Я сам ее делал. Ючэн - скульптор. Для статуи были сделаны украшения, среди них пояс из белого золота. Он усыпан блестящими прозрачными камнями, которые режут стекло...
– Алмазами, что ли?
– жадно спросил Конан.
– Да-да, алмазами. Это священный пояс. Его нужно вернуть. Богиня послала меня сюда, чтобы я вернул его.
– А что, его похитили?
– Несколько лет назад в джунглях заблудился человек, не похожий на кхитайца. Его нашли крестьяне, долго лечили, кормили, потом приводили к Шан, чтобы он увидел лицо истины. Они думали: он умеет благодарить. Но этот человек вместо благодарности однажды ночью раздел статую богини, забрал в мешок ее нарядный пояс и убежал. Много времени мы искали его следы. Потом нашли.
– И убили его?
– спросил Конан.
– Нет, зачем убивать его? Пусть другие убьют его. Если он скверный человек, то и друзья у него скверные. Кровь не вернет похищенного богине. Нам он нужен был лишь для того, чтобы отыскать украденные вещи.
– Вы отыскали все, остался лишь пояс?
– Ты сказал истину. Этот пояс - последнее, что нужно мне в Заморе. Как только он будет у меня, я отправлюсь с караваном обратно в Кхитай и поднесу его богине. Шан будет рада, Шан будет смеяться. У нас будет хороший год, уродится рис, хорошо будут ловиться крабы и кальмары, пройдут косяки рыбы...
– Глазки кхитайца затуманились мечтами.
Конан смотрел на него со странной смесью восхищения и презрения. Восхищала целеустремленность этого человека. Он знал, чего хотел и добивался этого год за годом. Теперь он почти у цели, и этому можно только позавидовать. Презирал же его варвар за приземленность и простоту этой цели. Сам Конан понятия не имел, чего он хочет в жизни. Может быть, завоевать королевство и сесть на трон, чтобы оттуда вершить судьбы мира. А может, наворовать столько, что можно было
– Стало быть, ты хочешь, чтобы я вытащил этот пояс из того сундука, где он зарыт.
– Конан решил опустить кхитайца с небес его мечтаний на землю суровой действительности.
Черные щелевидные глаза, тут же заблестели прежним деловым огоньком.
– Именно, именно. Я говорю, где этот пояс спрятан, ты идешь и его берешь. Тогда я даю тебе деньги, много денег.
– Только не в твоих дурацких серебряных квадратных монетах, предупредил Конан.
– Я не хочу походить на идиота.
– О да, да.
– Кхитаец закивал, и коса опять заплясала на желтом атласе халата.
– Конечно. Я даю тебе в заморанских золотых. Я даю тебе несколько десятков. Два с половиной десятка.
– Это почти столько, сколько у меня украли, - начал было Конан. Получается, я буду работать даром. А я хочу не только возместить похищенное, но и хоть немного навариться.
– Э, Конан, навариться не получается. Ты хлопать ушами, как слон в кхитайских джунглях...
Конан с гордостью подумал о том, что, по крайней мере, каков из себя зверь по прозванию "слон", он уже знает.
– Можешь не стараться, кхитаец, - сказал варвар немного свысока.
– Я уже имел дело со слоном. И не простым, а заколдованным. Он прилетел с другой планеты. Он был в заточении в волшебной башне, и злой колдун отрубил ему руки и ноги. Но вот пришел я...
Ючэн поморщился, как от зубной боли.
– Да, я уже понял. Я скажу Шан: "Ючэн видел в Шадизаре самого великого человека. Он украл все деньги Заморы. Он победил всех злых колдунов. Он освободил слона, и слон улетел на родную планету..."
Конан пристально посмотрел на бесстрастное плоское лицо кхитайца: уж не вздумал ли маленький жрец из непроходимых джунглей смеяться над ним, киммерийским воином? Но ни тени улыбки не обнаружил на пухлых светлых губах. Ни один мускул не дрогнул на лице Ючэна под огненным взором пытливых синих глаз.
– Я продолжаю, - сказал Ючэн, сделав короткую, но очень выразительную паузу.
– Ты хлопал ушами, ловкий вор разрезал кошелек и украл твои деньги. Но нет связи с кражей. Кража простая, нужно забраться во дворец Зоэ, где ты уже был, и взять пояс. Она прячет его в ларце, насколько я выведал, в своем висячем саду. За это я плачу деньги.
В какое-то мгновение Конан понял, что столкнулся с твердой, как скала, волей, которая была сильнее его собственной. Продать пояс в Шадизаре невозможно, это украшение известно всем и каждому. С другой стороны, кража действительно очень простая.
– Я помог тебе, - добавил кхитаец неожиданно.
– Там, во дворце, тебе никто не будет мешать. Просто возьмешь и все.
– Как это "не будет мешать"?
– Варвар удивился.
– Мне и без твоей помощи никто не смеет мешать. А если кто-нибудь по несчастливой случайности встречает меня в коридоре, когда я крадусь к своей цели, то наутро беднягу находят плавающим в луже крови.
– Не понадобится, - лаконично сказал кхитаец, но объяснять ничего не стал.
– Хорошо. Когда передать тебе побрякушку?