Диагностика убийства
Шрифт:
Поэтому, когда неожиданно позвонил Ноа, я обрадовалась возможности отвлечься от семейных проблем. Швейцарец сказал, что выполнил мою просьбу и разыскал журналистку, долгое время освещавшую «дело Таджа», а не звонил так долго лишь потому, что она отказывалась общаться. Как я поняла, Ноа стоило огромных трудов убедить женщину встретиться со мной.
Я заехала за ним в больницу. Лал неодобрительно воспринял то, что я зачастила в бедный квартал, но его мнение интересовало меня меньше всего, и водитель, понимая это, не позволял себе никаких высказываний на этот счет.
– Слышал о
– Откуда?! – изумилась я.
– Вы, наверное, телевизор не смотрите. Я, правда, тоже не смотрю, но мне докладывают все новости. Вы точно не пострадали?
– Жива и здорова, не сомневайтесь! – как можно бодрее ответила я.
– Боюсь, история с вашим отцом повторяется, – пробормотал Ноа.
– В смысле?
– Разве вы не в курсе, что на него тоже несколько раз устраивали покушения?
– Впервые слышу… Никто из семьи не поставил меня в известность!
– Неудивительно, ведь тогда вы могли бы сразу собрать чемоданчик и свалить домой, в Россию!
– По-моему, я не сделала этого до сих пор!
– Но тогда они еще вас не знали – не стоит их винить, – усмехнулся Ноа.
– И как насчет тех покушений – их расследовали?
– Понятия не имею. Думаю, да, но вы уже должны были понять, как делаются здесь дела… Или не делаются, если кому-то это очень сильно надо. Но со времени первого покушения Пратап Варма никуда не выходил без телохранителей. К несчастью, в день собственной гибели он оказался без защиты.
Как и предупреждал Ноа, журналистка жила в Дели, в районе под названием Чанди Чоук. Он представлял собой в основном разветвленную сеть торговых улиц в старой части столицы и располагался недалеко от вокзала Олд Дели. Оставив Лала с машиной парковаться, мы с Ноа пошли пешком. Я заметила, что большой рыночный комплекс отличается от прочих тем, что улицы специализированы – на одной торгуют серебром, на другой золотом, на следующей – изделиями из дерева.
– Не самый хороший квартал, – заметил Ноа, решительно ведя меня по улицам, словно навигатор, точно знающий направление. – Но туристы его любят: тут можно купить неплохие вещицы за сущие пустяки, но вот качество оставляет желать лучшего. Так что не советую ничего здесь покупать, не прихватив с собой хотя бы вашу подружку Чхаю, которая, в случае чего, распознает подвох!
Многоквартирный дом, где проживала Мадху Широдткар, стоял сразу за рынком. Лифта в нем не было, но и этажей насчитывалось всего четыре, а журналистка обитала на втором. Когда она впустила нас, я заметила, что женщина внимательно изучает мое лицо. Мадху оказалась невысокой, как большинство индианок, но светлокожей, что отличало ее от большинства. Если бы не миндалевидные глаза, черные, как южная ночь, и такие же волосы, ее вполне можно было бы принять за сильно загоревшую на солнце европейку. Обстановка в квартире оказалась скромной, но вполне комфортабельной, а ее размеры были далеко не маленькими – в Питере такое количество квадратных метров считалось бы роскошью.
– Итак, вы – та самая Индира Варма, – констатировала Мадху, когда мы с Ноа расположились на длинном диване, а сама она села в кресло
Я кивнула.
– Ноа сказал, что вы хотели поговорить о вашем отце и о тех проблемах, которые начались в районе Таджа с решением правительства его «расчистить».
– Это так, – ответила я. – А еще меня интересует гибель семьи Амара Агарвала.
По пламенному взгляду, который Мадху метнула на Ноа, я поняла, что он ни словом не обмолвился об этой маленькой детали. Судя по всему, он поступил правильно: журналистка не ожидала такого поворота. В противном случае, скорее всего, она и на порог бы нас не пустила!
– Почему… Почему вас это интересует? – спросила она, справившись с нервами.
– У меня есть основания полагать, что пожар в доме Агарвала не являлся результатом несчастного случая, а был спланированной акцией, призванной устранить неудобного человека, пытающегося помешать братьям Каматхам прибрать к рукам район Таджа.
Я отвечала прямо, считая, что не имеет смысла скрывать свои истинные намерения, если уж сама я рассчитываю на откровенность со стороны собеседницы. По-видимому, я избрала правильную тактику, потому что она сказала:
– Значит, вы знаете о Каматхах?
– Я должна была во всем разобраться.
– А чего вы надеетесь добиться, занимаясь расследованием? – поинтересовалась Мадху. – Я вот, к примеру, пыталась следовать законам журналистской этики и всем основополагающим принципам этой профессии, полагая, что правда должна быть известна народу. Однако все закончилось тем, что мне пришлось срочно собирать манатки и бежать подальше от тех, с кем я, сама не ведая того, связалась! Я покинула Агру и боялась, что не смогу остаться даже в Дели, ведь у меня дети, и я не могла рисковать их жизнями… К счастью, как только я уволилась с работы, меня прекратили преследовать. Почему я должна вам помогать, снова ставя под угрозу собственную жизнь и жизнь моей семьи?
– Может быть, чтобы попытаться изменить существующее положение вещей?
– Изменить?!
Мадху горько рассмеялась.
– Горе тому, кто надеется изменить что-то в этой стране, – продолжила она, успокоившись. – Вы в курсе, что в некоторых частях Индии до сих пор существует обряд сати[Сати – обряд самосожжения женщины, оставшейся вдовой. Был официально запрещен в середине прошлого века, однако в областях, куда не распространяется законодательная и судебная власть, обряд практикуется по сей день.]? И это – далеко не единственное доказательство того, кто или что на самом деле управляет нашей страной!
– Вы предлагаете забиться в норку и оттуда спокойно наблюдать за тем, как все катится в тартарары?! – возмутилась я.
– Хорошо вам говорить, – покачала головой Мадху. – Вы или Ноа в любой момент можете уехать отсюда, а что делать нам? Мы здесь родились, здесь вся наша жизнь – среди этих бандитов и продажных чиновников!
– Думаете, в России все прекрасно? – возразила я. – Думаете, у нас нет бандитов и политиков, берущих взятки? У нас не отнимают земли у людей, чтобы построить на них дорогие отели и рестораны, не убивают ради этого?