Диагноз: Любовь
Шрифт:
— Успокойтесь, мистер Бодли, я уверен, что вам вовсе не нужна компьютерная томография.
— Не нужна томография? — с надеждой в голосе произнес мой пациент. — А как же тромбы?
— Я не думаю, что у вас могли образоваться тромбы, — ответил Денверс с такой надменностью, что меня это откровенно покоробило.
Да какая разница, что ты там себе думаешь? Где-то я читала: если сомневаешься в диагнозе, отправляй пациента на всевозможные анализы. Стоит тебе проигнорировать свою интуицию и поверить в собственную непогрешимость, твой пациент может умереть. Грустнее этого только полное отсутствие интуиции у врача.
— Как вы чувствуете
Я попытала счастья с телепатическим общением: «Пожалуйста, скажи, что боль в груди усилилась. Скажи это ради меня».
Ангус Бодли сделал неимоверно глубокий вдох, затем не менее мощно выдохнул, словно собирался очиститься перед занятиями йогой.
— Мне заметно лучше, — сказал он наконец. — Я думаю, все уже прошло. Я только немного перепугался, когда она решила, что у меня тромбы в легких.
— Я не думаю, что у вас что-либо серьезное, — громко произнес Денверс, явно стараясь донести эту новость до всех слушателей, включая дальний конец очереди у справочного стола. Я чувствовала себя так неловко, что не решалась встретиться глазами с Эдом, а тем более с мистером Бодли, и в следующее мгновение обнаружила, что смотрю на Марианн. Выражение ее лица было таким же, как вчера в коридоре, — скучное и угрюмое.
— Давайте вернем мистера Бодли в его палату и дадим ему немного отдохнуть. Принесите пациенту что-нибудь холодное попить, если не трудно, Эд, — приказным тоном произнес Денверс, а затем повернулся ко мне. Его тяжелый взгляд вызвал во мне неподдельный страх. — Доктор Кэмпбелл, следуйте за мной, нам нужно поговорить.
«Приехали, — подумала я. — Неужели меня уволят в первый же день? И что я буду делать?»
Те шесть метров, что отделяли кабинет Денверса от смотровой, я прошла, не отрывая глаз от его белоснежного халата, — очень уж не хотелось ни с кем встречаться взглядом. Пропустив меня в кабинет, он закрыл дверь и жестом пригласил сесть на стул. Я чувствовала себя так, словно оказалась на допросе у следователя.
— Доктор Кэмпбелл, осмелюсь довести до вашего сведения, что многие принципы нашей работы отличаются от того, к чему вы привыкли в Штатах. — Денверс откинулся на спинку своего кожаного кресла и снова скрестил руки на груди. По какой-то непонятной причине эта поза меня немного успокоила, как будто его непринужденность, с которой он откинулся на спинку, свидетельствовала о том, что со мной еще не все безнадежно.
— Мы не назначаем серьезных обследований без должных причин, — продолжал мистер Денверс. — Мы осматриваем пациента и знакомимся с историей его болезни. Вы хотя бы поговорили с ним перед тем, как назначать столь дорогое обследование и подвергать пациента ненужному радиационному облучению?
— Да. Мы… поговорили, — ответила я. В голове пронеслось: «Черт возьми, я его даже не обследовала!»
— Ну а если бы вы потрудились прочитать социальный анамнез, то обнаружили бы, что Ангус Бодли является очень нервным человеком. От него ушла жена, он забросил свои дела, ожидая гранта на исследования местных достопримечательностей, однако все прекрасно знают, что этого гранта он не получит, поскольку его исследования — одна сплошная неразбериха. Если бы вы не поленились спросить у пациента Бодли, ощущал ли он подобные недомогания раньше, ответ был бы «да» и «неоднократно», однако при этом у него ни разу не диагностировали ни инфаркт, ни инсульт. Мистер Бодли всего лишь робкий немолодой человек, который боится смерти. Вы, милая моя, повергли беднягу в самый большой шок его жизни. — Денверс наклонился ко мне. — Поздравляю.
В этот момент я ощутила
— Простите, — ответила я. — Я не знала, что приступы боли случались у него и раньше.
— Сложно узнать о чем-то, не задавая вопросов. И запомните, вы теперь не в Соединенных Штатах. — Денверс поднял вверх указательный палец. — Вы в Англии, а здесь больше думают о пациенте, нежели об анализах. И мы не устраиваем пациентам подобных шоковых ситуаций.
— Но шоковые ситуации — это часть нашей работы, — заметила я.
— Доктор Кэмпбелл, в медицине главное — правильно изложить факты. Именно поэтому мы никогда не говорим пациентам «рак», мы говорим «неоплазия» [10] до тех пор, пока не будем полностью уверены в диагнозе. Мы не говорим «туберкулезная палочка», мы говорим «палочковидная бактерия». И уж точно не упоминаем об эмболии сосудов легких.
— Да, но… в Штатах принято объяснять, почему назначаются те или иные обследования…
10
Возникновение новой, обычно опухолевой ткани.
— Забудьте обследования.
— Но ведь это помогает подготовить пациента к диагнозу, — возразила я.
— Доктор Кэмпбелл, — тихим, но непререкаемым тоном продолжил Денверс, располагая пальцы рук на столешнице таким образом, как будто он собрался исполнить Девятую сонату Бетховена. На меня он смотрел так, словно перед ним был раскрытый нотный лист. — Когда вы научитесь признавать смерть неотъемлемой частью жизни, а не злобным чужаком, с которым нужно бороться, только тогда вы сможете подготовить пациента. И, судя по всему, саму себя.
Спустя восемь часов я устало тащилась от города к вершине холма. Желудок жаловался на отсутствие завтрака, ленча и обеда, поэтому мне пришлось метаться в поисках еды, вместо того чтобы прямиком отправиться в постель и отдохнуть после тяжелого рабочего дня. Ручки пластиковых пакетов с продуктами впивались в мои пальцы, но мысли были далеки от подобных мелочей. Что же такого произошло сегодня? Все события после разговора с Денверсом слились в одно расплывшееся пятно. Я не могла вспомнить всех пациентов, которых потом осматривала, а поход по магазинам вообще выветрился из сознания, его реальность подтверждали только тяжелые пакеты в руках.
Я бросила мимолетный взгляд на дом, показавшийся впереди. На крыльце Парчмент-хаус сидела девушка с короткими светлыми волосами и явно кого-то ждала. Наверное, Марианн заглянула в парикмахерскую после работы. И наверное, захлопнула за собой дверь, а теперь ждет кого-то с ключами. Она нетерпеливо притопывала ногой и поглядывала по сторонам. Когда Марианн подняла голову, она вдруг показалась мне удивительно похожей на невесту Бена: та же стройная фигура, те же темные глаза и воинственный взгляд. Разница лишь в том, что волосы Алисии были далеко не светлого оттенка. Насколько я помнила, у подруги моего брата волосы были настолько темными, что отливали синевой. «Забавно, — подумала я, — ты можешь уехать в другую страну, а на людей все равно будешь оглядываться дважды, пытаясь понять, не встречались ли вы раньше. Наверное, причина в том, что люди остаются людьми, куда бы ты ни поехал».