Диалоги Эвгемера
Шрифт:
Из отвлеченного слова душа они сделали особое существо, обитающее в нашем теле; они разделили это существо на три части, и так называемые философы заявили, что число три совершенно, так как оно состоит из единичности и двоичности. Из трех частей они одну поставили во главе пяти чувств и нарекли ее psyche; вторую они поместили в область груди: это pneuma, дуновение, дыхание, дух; третья часть находится в голове — то мысль, nous. Из трех сих душ после смерти образуется, как они считают, четвертая, skia* {*(греч.) — тень, призрак. — Примеч. переводчика.}, тени, маны или оборотни.
Тотчас же обнаружилось, что, говоря о душе, люди обречены на вечное взаимное непонимание: слово это породило тысячи вопросов, вынуждающих ученых людей молчать, а шарлатанам позволяющих разглагольствовать. Итак,
Когда эта душа созревает для выхода из матки, где она обитала в течение девяти месяцев между пузырем, наполненным мочой, и грязной кишкой, набитой калом, люди дерзают задавать вопрос, явилась ли означенная дама в эту клоаку с полным представлением о бесконечности, вечности, абстрактном и конкретном, о прекрасном и благом, о справедливости и порядке. Далее возникли препирательства, направленные на выяснение, постоянно ли мыслит это бедное созданье, будто можно мыслить в глубоком и мирном сне, в тяжелом опьянении или при абсолютном исчезновении идей, являющемся следствием полной апоплексии или эпилепсии. Великий боже, что за нелепые дрязги среди этих слепцов спорящих о природе красок! Наконец, возникает вопрос, чем становится душа, когда тела больше не существует? Великие наставники человечества Орфей, Гомер — изрекли: она становится тенью (skia), призраком. Улисс при входе в подземное царство видит оборотней, тени, лижущие в провале кровь и пьющие молоко. Чародеи и колдуны, одержимые духом Пифона, вызывают маны, тени умерших, поднимающиеся из-под земли. Есть души, у коих грифы выклевывают печень; другие души постоянно прогуливаются под сенью деревьев, и в том заключено высшее блаженство, то — рай Гомера.
Люди порядочные не были удовлетворены подобными бесчисленными ребячествами. Что до меня, то я решил прибегнуть к богу и сказать ему: "Тебе, и только тебе абсолютный господин природы, я обязан всем; ты даровал мне способность чувствовать и мыслить, точно так же как переваривать пищу и ходить. Я благодарю тебя за это и не выпытываю у тебя твой секрет". Эта молитва на мой взгляд, более разумна, чем пустые и нескончаемые споры о душе (psyche), дыхании (рпеита), уме (nous) и тени (skia).
Калликрат. Если вы верите, что бог занимает у нас место души, значит, вы всего лишь механизм, пружинами которого управляет бог: вы существуете в боге, вы все усматриваете в боге, он действует внутри вас. Скажите по совести, вы находите, что эта система лучше нашей?
Эвгемер. Я предпочел бы доверять богу, а не себе. Некоторые философы в это верят; само малое их число убеждает меня в том, что они правы. Они утверждают, что творец должен быть хозяином своего творения и во вселенной не может происходить ничего, что не было бы подчинено верховному мастеру.
Калликрат. Как! Вы осмеливаетесь утверждать, будто бог без конца занят тем, что пускает в ход все эти механизмы?
Эвгемер. Боже меня сохрани! Вот таким образом в спорах всегда приписывают своему противнику то, чего он не говорил. Напротив, я утверждаю, что вечный суверен от века установил свои законы, которые всегда будут выполняться всеми существами. Бог однажды повелел, вселенная же подчиняется вечно.
Калликрат. Я очень опасаюсь, как бы мои теологи-эпикурейцы не упрекнули вас в том, что вы делаете бога творцом греха: ведь, если он вас одушевляет, и вы совершаете ошибку, получается, что эту ошибку допустил он.
Эвгемер. Подобный упрек можно адресовать всем сектам, за исключением атеистов; любая секта, допускающая полноту божественного могущества, обвиняет божество в том, что оно не препятствует проступкам. Такая секта говорит богу: "Господин верховный суверен, вы должны устранить все зло; если вы допускаете врага в выстроенные вами пределы, эта ваша собственная вина". Бог на это ей отвечает: "Дочь моя, я не могу творить противоречивые вещи; если бы зло не существовало, в то время как существует благо, это было бы противоречие, и противоречием было бы, если бы существовал огонь, который не мог бы вызвать пожар, или вода, в которой не могло бы утонуть живое существо".
Калликрат. И вы находите такое решение вопроса удовлетворительным?
Эвгемер. Я не знаю лучшего.
Калликрат. Берегитесь, вам скажут, что поклонники богов в Египте и Греции рассуждали более последовательно, когда изобрели Тартар, в коем караются преступления: в подобном случае божественная справедливость оправдана.
Эвгемер. Странный способ оправдывать своих богов! И каких богов! Прелюбодеев, убийц, кошек, крокодилов! Ведь речь идет сейчас о том, почему существует зло. Разве умели ваши греки и египтяне это объяснить? Смогли ли они изменить природу зла? Сумели ли смягчить ужасы, изображая нам ряд преступлений и вечных мук? Разве эти боги не варварские чудовища — они, породившие Тантала лишь затем, чтобы он съел вместо рагу мясо своего сына, а потом был вечно пожираем чудовищным голодом, сидя бесконечный ряд веков за накрытым столом? Другой государь непрерывно вращает свое колесо, окруженный змеями; сорок девять дочерей еще одного царя убивают своих мужей и осуждены вечно наполнять бездонную бочку. Несомненно, было бы гораздо лучше, если бы этих сорока девяти дочерей и всех осужденных на муки царей вообще не существовало на свете; не было ничего легче, как просто избавить их от существования, преступлений и казней. Ваши греки изображают своих богов тиранами и бессмертными палачами, без устали занятыми творением несчастных, осужденных совершать преходящие преступления и подвергаться бесчисленным карам. Вы согласитесь со мной, что подобная теология достаточно зловеща. Теология эпикурейцев более гуманна. Но я осмеливаюсь считать свою теологию более божественной: мой бог — не сластолюбивый ленивец, подобный богам Эпикура, не варвар и монстр, подобный богам Египта и Греции.
Калликрат. Я предпочитаю вашего бога всем остальным, но остается много сомнений; я попросил бы вас снять их в нашей ближайшей беседе.
Эвгемер. Я всегда делился с вами своими мыслями лишь как сомнениями.
Диалог четвертый
НЕ ЛУЧШЕ ЛИ ДЕЙСТВУЮЩИЙ БОГ БОГОВ ЭПИКУРА, ПРЕБЫВАЮЩИХ В ПОЛНОМ БЕЗДЕЙСТВИИ?
Калликрат. Я убежден в том, что вся Земля и то, что ее окружает, человеческий род и род зверей, а также все, что находится вне нас, — одним словом, вселенная — не образовалось само по себе и в мире царит безграничное искусство; я с уважением воспринимаю идею единого мастера, верховного господина, отвергаемую многочисленной сектой эпикурейцев. Я предполагаю, что этот господин природы является во многих отношениях тем, чем был бог Тимея, бог Окелла Лукана и Пифагора: он не создал материю небытия, ибо небытие, как вы это знаете, не имеет свойств; ничто не возникает из ничего, ничто не возвращается в ничто; я постигаю, что всеобщность вещей является эманацией этого бога, который один только существует сам по себе и является творцом всего. Он устроил все в соответствии со всеобщими законами, вытекающими из его мудрости, точно так же как и из его могущества. Я принимаю значительную часть вашей философии, хотя она и возмущает большинство наших мудрецов, однако меня останавливают две трудности: мне кажется, бог получается у вас и недостаточно свободным, и недостаточно справедливым.
Он не свободен, ибо он — необходимое существо, из коего с необходимостью проистекает необъятность вещей; он не справедлив, ибо большинство достойных людей бывают в своей жизни преследуемы, а вы мне не говорите, что справедливость бывает восстановлена после их смерти и преступники после смерти бывают наказаны. Религии греков и египтян имеют большое преимущество перед вашей теологией. Они придумали кары и воздаяния. Мне кажется, то единственный способ предводительствовать людьми; почему вы его отвергаете?