Диалоги к пьесе 'Записки русского путешественника'
Шрифт:
Некоторое время молчат.
Второй. Я же ведь однажды уезжал навсегда.
Первый. Кому ты рассказываешь, думаешь, не помню… Вот тогда мы напились будь здоров!
Второй. Я, когда решил, что уезжаю, и узнал, что все возможно… Я… Очень счастливый период в жизни был. Я всем говорил, что уезжаю, прощался со всеми, чтобы уже наверняка…, чтобы обратной дороги не было… А когда со всеми распрощался, я вдруг почувствовал себя привидением… неуязвимым. Меня уже никто не мог обидеть, ранить, задеть…, понимаешь. Хорошо! Или я вижу – у кого-то из друзей беда и помочь надо…, но от меня помощи уже не ждут и… не примут… от меня… Посмотрю, посмотрю, и а…а…а… (Машет рукой.)
Пауза.
А потом приехал туда… и… а там… понятно… А обратно-то – еще хуже. Вообще кошмар.
Пауза.
Я боялся, что все рады будут, что я вернулся. Не мне. Рады будут – тому, что вернулся, тому, что не вышло у меня ни хрена, что обломился… я… Кто-то и мне был бы рад, конечно… Но другим…понятно кому, я удовольствия доставлять не хотел.
Первый. Ты что-то быстро вернулся… Вот мы напились тогда! Это уму непостижимо! Ты виски привез… а закончилось все вообще… В каком году это было?..
Второй. Давно…, но мне и сейчас того же хочется…
Первый. Чего того же? Напиться? Так завтра же… договорились…
Второй. И напиться! И уехать! И быть привидением… Хорошо чтобы было… мне…, хочу. Чтобы хорошо было… Хорошо. Я все время уехать хочу! Просто уехать! Или, лучше сказать, – ЕХАТЬ! Даже в Челябинск, или Пермь, или Абакан. Туда приезжаешь – все говорят, у нас тут то, у нас тут се, преступность, дыра тут, плохо и т.д.. А ты ходишь по городу, тебе тут быть – неделю, и…хорошо! Он, этот город, тебя не давит, понимаешь? Дышится легко! Только родной город давит… Всем! Местами детства, обязанностями, домом, знакомыми, записной книжкой, всем, а там – хорошо. Смотришь, как дерутся во дворе гостиницы, поганой, и только любопытно… А когда дерутся в твоем дворе или у остановки… твоей – жутко! Твое… мое, в смысле.
Молчат, долго.
Второй. Ничего, недельку переживу, втянусь, и нормально…
Первый. А поехали ко мне? А? Пока доберемся… Я по телефону поговорю, а потом как сядем!… На кухне!… Переночуешь у меня. Поехали.
Второй молчит.
Ну, смотри…
Второй. Я к тебе не хочу… Не то чтобы к тебе не хочу. Просто я твою кухню знаю… Знаю, что будем сидеть шептаться, потом забудем, заговорим громко, твоя зайдет на кухню в халате, будет жмуриться на яркий свет. Скажет: «Вы что, обалдели – уже третий час ночи…, совсем с ума сошли», – и выйдет, а ты пойдешь к ней, чего-то будешь там пьяно извиняться, потом вернешься, скажешь: «Все нормально! Тока надо потише». Будем опять шептаться, курить в форточку, потом опять забудем, заспорим. Опять придет она, но говорить ничего не будет, просто зайдет, посмотрит молча и уйдет, ты опять к ней…, а потом сын твой придет…, тоже будет жмуриться…, попить придет… Опять шептаться будем…Нет, это не плохо…, даже хорошо…это… Просто я это знаю. Не хочу, извини… Ты чего смеешься?
Первый. Точно, так бы все и было… Как ты иногда можешь…
Второй. Я просто понял сейчас, что напиваться уже тоже не хочу. Потому что про это все знаю. Про… напиться.
Первый. А я наоборот. Вообще наоборот! Просто прямо… наоборот. То, что знаю, того и хочу. Как у детей – книжек много, а любимая одна… самая драная…, потому что по сорок раз в день, из конца в конец… Наизусть ведь… потому что любимая! (Разводит руками.)
Второй. Тебе хорошо! Ты как-то можешь… за какую-нибудь мелочь зацепиться, и тебе хорошо. Я давно замечал. Вот ты умеешь… как ты огурцом хрустишь! И мне сразу охота. Огурцы не люблю, просто так же хрустеть хочется. Или ты водку пьешь и как-то так крякнешь – аппетитно. Я так не могу. Ты чего смеешься?
Первый. Мне приятно просто. И знаешь, действительно… давай напьемся… завтра…а?
Второй. Я вот смотрю кино про… гражданскую войну, а там бандиты или анархисты пьют самогонку. Из таких больших бутылей…, здоровых, стаканами, мутную такую жидкость… и крякают так… Видимо, актерам весело бандитов играть… и мне всегда так хочется вот этой самогонки выпить… Я знаю, что такое самогон, – его не хочу. А хочу того, который там, в кино, с детства хочу. Да перестань ты смеяться! В самом деле…
Первый. Я тоже… мне казалось, что это должно быть что-то очень вкусное. Точно! Мутный такой, и бутылка такая… смешно… и ты, значит, тоже…
Второй. Ну… а чего смешного…
Первый. Просто я вижу, что теперь мне придется тебя уговаривать напиться.
Второй. Не надо мне этих жертв…
Первый. Да нет, я сам теперь хочу… В конце концов, им надо – они перезвонят. Так ведь?
Второй. Смотри, я уже не хочу… так что…
Первый. Нет, нет, решено, но только просто… для удовольствия, ладно? Без нытья.
Пауза.
Второй. Да пошел ты! Если ты считаешь, что я ныл, то иди, звони.
Первый. Погоди, погоди! Ты чего!… Если пить, так пить, но не для того, что бы тебя лечить… Я не врач, понял. Ты… То едешь, то не едешь… То: «Оставайтесь здесь, я сыт по горло!… Тут ловить нечего!» и т.д. Потом приезжаешь обратно, заваливаешь ко мне… ночью – и: «Я все понял… с иллюзиями больно расставаться… но только тогда становится видно!» и т.д. И надо с тобой пить… каждый раз.
Второй. Не было этого, я так не говорил! Такую пошлятину!… Не ври, не ври! А… А если ты так это понял, то ты дурак, пошшшлый дурак.
Первый. А как тебя понимать?.. Откуда бы ты ни приехал – везде дураки, тупицы, педанты, извращенцы или вырожденцы. Не твои слова, что ли? Тогда чего ж ты туда так рвешься?.. Тебе же…
Второй. Какой же ты, однако…, одно слово – дурррак! Жизнерадостный дурак. Ты же все показно… Жизнерадостность твоя! Ты же ведь… хуже меня. Ты там просто трясешься от всего: «Как здорово! Ой-ой-ой, какая прелесть! Не может быть!» Стыдно же должно быть, хоть маленько.
Первый. Да, мне там нравится, понял! Нравится там… везде! Я так этим бельгийцам или каким-нибудь датчанам завидую. Вот он любит свой городишко красивый. Красивый! Его любить можно. Вот церковь…, в ней его крестили, она красивая, чистенькая… Или кто-то родился в Барабинске и любит его…, но странною любовью, понял? Нужно столько всего сказать, чтобы тебя за идиота не приняли из-за того, что ты любишь этот город. Его же невозможно любить… Это любить невозможно. Я просто в нем живу… и чего суетиться? Да! Жить в нем тяжело! И все… Хотя я и не в Барабинске живу… слава Богу. Но и там бы не сдох… бы…