Диана (Богини, или Три романа герцогини Асси - 1)
Шрифт:
Но ее глаза, обведенные темными кругами, безучастно смотрели вперед, мимо него. Ее волосы пришли в беспорядок; они неподвижными, темными волнами висели вокруг ужасающе бледного лица. Судорожно вытянутыми руками она опиралась о края дивана. Концы ее пальцев разрывали узорчатую ткань.
Павиц извивался в страхе и раскаянии:
– Что я сделал!
– крикнул он самому себе.
– Я скотина! Теперь все погибло!
– Он удвоил свои старания: - Прости мне, Виоланта, прости! Я не виноват, это судьба... Да, это судьба бросила меня к твоим ногам. Я буду служить тебе... Как я буду служить тебе, Виоланта! Я буду целовать пыль на подоле твоего платья и, умирая, положу голову под каблуки твоих башмаков, Виоланта!
Он
– Оставьте меня, я хочу быть одна.
– Ты не прощаешь мне? О, Виоланта, будь милосердна!
Она пожала плечами. Он молил со слезами в голосе:
– Только одно слово, что ты не проклинаешь меня, Виоланта! Ты не проклинаешь меня?
– Нет, нет.
Она, не в силах больше переносить этой сцены, поворачивала голову то в одну, то в другую сторону.
– Теперь уходите.
Он ушел, наконец, тяжелыми шагами, с расслабленным телом, весь расплывшись в чувстве и не переставая бормотать:
– Благодарю... Прощай... Прощай... Благодарю.
Она тотчас же отправилась в свою спальню. Она отослала камеристку и стала раздеваться сама. После случившегося всякое соприкосновение с человеческой кожей было ей противно. Но ее руки еле двигались; она все больше погружалась в мысли. Ее удивление было так сильно, как и его, но без всякой примеси удовлетворения.
Значит, это - все? Все, что она должна была узнать? "Я хотела бы лучше не узнавать этого... Впрочем, все это смешно". Она хотела скривить рот в улыбку, но к горлу у нее подступила тошнота. Затем она вспомнила, что Павиц все время называл ее Виолантой. С чего это он вздумал? Неужели он на основании случившегося вообразил себе что-нибудь? Разве такой низменный акт дает право на словесные нежности и душевную близость?
Она срывала непокорные покровы и бросала их на кучу кисейных и шелковых тканей, второпях оставленных служанками у ног ее постели. Вдруг под этой кучей что-то зашевелилось. Герцогиня быстро подошла. Оттуда что-то карабкалось: маленькая причудливая фигура запуталась своей шпагой в тканях. Наконец перед ней очутился принц Фили, в трико, берете и голубом атласном камзоле, с толстыми золотыми цветами на белом, подбитом соболем воротнике. Он очень боялся.
– Вот и я, - прошептал он.
Ее нервное раздражение нашло себе выход.
– Как вы попали сюда? Сию минуту убирайтесь!
– Вы, значит, все-таки рассердились?
– спросил он.
– Перкосини говорил мне, что вы рассердитесь, но что я мог сделать? Почему вы никогда не принимали меня, герцогиня, и к моей жене вы тоже, злая, не приходили больше.
– Уходите. Я дам знать принцессе.
Фили был поражен.
– Простите, прошу вас, простите! Перкосини думал, что вы ничего не скажете... Если бы я знал!
– Вон!
– Прежде простите мне, герцогиня. Простите, прошу вас, прошу вас.
Она откинула назад голову. Опять то же самое снова? Она подступила к наследнику престола и резко схватила его за руки.
– Я прикажу отвезти вас домой в моем экипаже с запиской к вашей жене. Слышите?
Почувствовав теплый аромат ее расстегнутого корсажа, Фили ослабел. Он побледнел, колени у него подогнулись, и он не падал только потому, что она держала его за руки. Он клянчил:
– Не сердитесь, дорогая герцогиня, ведь вы знаете, я давно хотел придти к вам в костюме дон Карлоса. Но женщины никогда не выпускали меня. Со мной уж совсем было плохо, и я думал: если ты теперь пойдешь к ней, пожалуй, еще оскандалишься, и тогда все будет кончено. Последние дни я опять хоть куда, а вы выставляете меня за дверь...
Она толкала его к двери. Едва она выпустила его, он мягко упал, как марионетка.
– Разве вы не видите, какой я несчастный! На тронах - вы знаете это, герцогиня, - тоже не весело живется. Меня они последнее время так измучили и я всегда думал о вас, как о мадонне. Если вы прогоните меня, я умру, у меня такие мрачные предчувствия. Не отвергайте меня...
Она села на край постели. Ее силы были исчерпаны: то, что она переживала, уже не казалось ей ни противным, ни даже смешным. Из жажды животного соприкосновения с ее телом холодные, изящные кавалеры в Париже убивали себя и друг друга. Было естественно, что жалкое существо, валявшееся на полу, умирало от этого. Но стоило ли слушать дольше его нытье? То, чего он просил, было так ничтожно... От усталости, досады и невыразимого презрения она была почти готова уступить ему. Но перед ней встало бесцветное лицо Фридерики Шведской, молящей прерывающимся голосом.
Принц вытер слезы и поднялся. Она спросила уже совершенно спокойно:
– Вы уходите, ваше высочество?
– Я иду, иду.
Он печально кивнул головой.
– Так вы решительно не хотите, герцогиня?
Она взяла в руку шнурок звонка.
– Я иду, иду уже, - пробормотал Фили.
– Чтобы только из-за этого не вышло между нами недоразумений.
И он исчез.
Под утро она задремала. В последующие дни она почти не вспоминала о наследнике престола. Она не думала о Павице. Зато она еще пережила в воображении множество старых событий. Разговоры, которые велись когда-то в Париже или Вене, она слышала опять от первого до последнего слова: теперь они все получили неожиданное значение. Люди снова вставали перед ней. Ведь то были поклонники... и это тоже. А тот был обманутым мужем. Тогда она смотрела на все это, улыбаясь, точно во сне. Ключ от этих удивительных снов только теперь случайно попал ей в руки. И она отпирала каждый отдельно. Она бродила по комнатам в необыкновенно веселом настроении, выкапывала из уголков своей памяти одну забытую шутку за другой и вдруг понимала их все. Точно запоздавшее на годы эхо, раздавался по залам ее одинокий смех.
III
Принцесса Фридерика не раз приглашала герцогиню Асси в свой cercle intime. Так как это не помогало, она послала камергера Перкосини сделать ей дружеские представления. Перкосини дал понять, что, по мнению ее высочества, герцогиня держится вдали от двора, желая избавить наследника престола от искушения. За такую деликатность сердца принцесса бесконечно благодарна герцогине; но в данный момент бояться нечего. Его высочество лишили спиртных напитков, - интимно сообщил камергер, - и в настоящее время его высочество совершенно безопасен.
В другой раз он осведомился от имени принцессы, почему герцогиня никогда не является на вязальные вечера у Dames du Sacre Coeur. Это имело бы такое значение для них обеих: совместная работа для народа сблизила бы их. Перкосини прибавил, скептически улыбаясь:
– Под этим ее высочество подразумевает суп и шерстяные куртки.
Принц Фили писал ей жалобные письма. Он знает, что она готовит гибель его династии, но он и не желает ничего лучшего. Лишь бы только она ему простила.
Король Николай завязал с прекрасной противницей переговоры, оставшиеся безрезультатными. Он дал Павицу и Рущуку орден своего дома. Трибун не принял его, финансист после трехдневной душевной борьбы отослал его обратно. Каждый раз, как ее экипаж встречался с экипажем короля, старый господин кланялся ей со снисходительной улыбкой. Беата Шнакен глубоко прятала двойной подбородок в кружевной воротник. В этом жесте выражалось искреннее уважение и добровольное признание превосходства. Во время одного из концертов Сарасате она на глазах у всех встала со своего привилегированного места и предложила его вошедшей герцогине Асси.