Диана де Пуатье
Шрифт:
Какое-то время спустя траурная процессия с телом короля проследовала в Собор Парижской Богоматери и затем на кладбище Сен-Дени. Диана наблюдала за ней из окна своего особняка. Носилки украшало скульптурное изображение работы Франсуа Клуэ. Ярко-красная атласная рубашка, усыпанная золотыми лилиями туника из фиолетового атласа, сапожки из позолоченной ткани, длинная мантия из фиолетового бархата, расшитая геральдическими лилиями, и королевская корона составляли убранство Валуа, который отправился на встречу со своими предками. Черный и белый цвета исчезли, но Н, сплетенное с месяцем, украшало траурную повозку таким же сиянием, какое оно распространяло вокруг смертного ложа в Турнельской резиденции.
Оно напоминало о вечной непоколебимой верности Угрюмого Красавца, последнего рыцаря, погибшего на огороженном участке земли, будучи одетым в цвета своей Дамы.
«Молитесь за Диану де Пуатье!»
Екатерина Медичи очень редко поступала чисто по-женски, но то, что она потребовала у Дианы вернуть замок Шенонсо, тот самый Шенонсо, в котором она с такой досадой наблюдала за игрой своей соперницы в правительницу, можно отнести именно к таким случаям. Она, естественно, напомнила ей о «домениальном пятне», которое за десять лет трудоемких судебных процессов все же удалось «смыть». Герцогиня долго сопротивлялась, но затем посчитала, что благоразумнее было бы отступить. Нужно отметить, что с ней не осмеливались поступить так же, как некогда с несчастной д'Этамп, у которой многие из замков были просто конфискованы.
Это, в действительности, была сделка, заключенная между двумя кузинами, сделка — о, гениальная деловая женщина! — принесшая, наконец, выгоду госпоже де Валентинуа. Уступив желанию взять реванш, который для нее ассоциировался с Шенонсо, королева взамен предложила замок Шомон, купленный ею в 1550 году за сто двадцать тысяч ливров, на ее собственные деньги. Решение о проведении этой коммерческой операции, принятое в конце 1559 года, было подтверждено в Шиноне 10 мая 1560 года.
Шомон был тем местом, где Медичи обычно ставила свои магические опыты. Там можно было найти философское яйцо, волшебную палочку, песочные часы, пантакорд, глобус, тигели, «машину» для вызывания духов. Там находилось и знаменитое зеркало, к которому Екатерина в последний раз обратилась с вопросом, прежде чем покинуть это здание. По преданию, она увидела там своих старших сыновей, каждый из которых обернулся вокруг себя столько раз, сколько лет ему предстояло править, а после того как исчез последний из них, возник сын Жанны д'Альбре, брак которой считался неудачным.
Диана не слишком долго жила в Шомоне, предпочитая проводить время в Ане, поместье Бейн и Лимурском замке, который некогда отобрали у госпожи д'Этамп.
Она не впала в отчаяние, чего вполне можно было ожидать в подобном положении. По крайней мере нам неизвестны факты, подтверждающие это. Став свидетельницей столь жестокой гибели ее любовного благополучия, продлившегося двадцать пять лет, Дама Оленя и не подумала сделать плоды своего поэтического дара выражением ощущаемой ею боли. Нет никакой возможности поставить ее в один ряд с заплаканными любовницами и безутешными вдовами.
Ее старые друзья также не стали оплакивать ее изгнание. «Тогда лучше, чем когда-либо, стало понятно, — сказал Де Ту, — что нельзя рассчитывать на верность и признательность тех придворных, которые с ее помощью добились особенных почестей. Не было никого, кто бы, не разделяя всеобщего негодования, поддержал свою благодетельницу».
Ронсар не посвятил ее уходу ни одной из тех прекрасных строк, в которых он позже выразил сожаление по поводу того, что двор покинула Мария Стюарт. Ирония судьбы! Роза Шотландии, которая представлялась для властной Дианы настолько опасным врагом, что она поменяла своих союзников и вынудила Генриха принять «мир в таком виде, как его предлагали», эта восемнадцатилетняя королева также была вынуждена покинуть двор — и даже Францию — вслед за старой фавориткой спустя двадцать пять месяцев.
Герцогиня де Валентинуа встретила свои невзгоды с потрясающим достоинством. Ее ненавидели, как и всех королевских любовниц, но, как казалось, эта непопулярность ничуть ее не трогала. Как всегда рассудительная и расчетливая, она, безусловно, думала о том, что у нее не было особых поводов для жалоб. После шестидесяти лет постоянно счастливого существования на пике славы она оказалась в таком положении, о котором в юности могла только мечтать: она была герцогиней, обладающей несметными богатствами, родственницей первым домам государства, и, поэтому, даже если и не обладала властью, то была, по крайней мере, неуязвимой. Разве не безопасность, неслыханное возвеличивание имени, преумножение богатства, в целом, высота положения семьи, являлись идеалом для Великого Сенешаля Нормандии и его величественной супруги?
Диана полностью посвятила себя своему любимому делу, управлению своими владениями. Она со стороны наблюдала перипетии правления Франциска II, все разгорающуюся рознь между католиками и протестантами, соперничество Гизов и Бурбонов, появление на политической сцене истинных предводителей приверженцев Реформации, принца де Конде и Колиньи, заговор в Амбуазе, назначение канцлера Госпиталя, хитроумные интриги Екатерины, ее примирительную политику вкупе с ее продвижением к верховной власти.
Пятого декабря 1560 года смерть Франциска II от мастоидита 165 оставила трон маленькому Карлу IX, а шестого королева-мать, обласкав, запугав или одурачив всех принцев, все политические группировки, стала хозяйкой в государстве. Регентшей? Нет. Всего лишь правительницей Франции, но этого было вполне достаточно.
165
Воспаление ячеек сосцевидного отростка чаще является осложнением острого гнойного воспаления среднего уха (острого среднего отита). Как самостоятельное заболевание, мастоидит может возникнуть в результате травмы или при сепсисе.
«Она поднялась на самый верх, столь хорошо просчитывая шаги и настолько осторожно двигаясь, что, пока она шагала вперед, всем казалось, что она стоит на месте». 166
На следующий день торжественно вернулся коннетабль и распустил гвардию, созданную Гизами. Он думал, что вновь окажется у руля государства, но стал всего лишь восьмым участником Тайного совета флорентийки, которую он некогда оскорбил.
Тринадцатого декабря были созваны Генеральные Штаты. Внимания требовали две серьезные проблемы: религиозный конфликт и ужасающий дефицит, сложившийся в течение двух последних правлений, сорок три миллиона ливров!
166
J. Mari'ejol.
С самого начала разногласия проявились в среде знати, духовенство и третье сословие восстали друг против друга. Под прикрытием создавшейся ситуации королева-мать и канцлер стали храбро проводить политику терпимости. Но они встретили резкое противостояние всех депутатов, как только речь зашла о выделении средств для маленького короля, «которому мешали, противодействовали, втягивали в долги».
Екатерине пришлось распустить Штаты и назначить на май ассамблею с ограниченным количеством участников, которая должна была найти какие-либо «средства для избавления короля от долгов». Тем временем она стала усиленно проявлять свою благосклонность по отношению к протестантам (Теодор де Без в одном из своих писем назвал ее «нашей королевой»), а канцлер попытался навести некий порядок в Авгиевых конюшнях. Колиньи стал членом Совета.
Непримиримые католики, которые в то же время являлись обладателями огромных богатств, не скрывали своей ярости, и Сент-Андре отважно воззвал к Филиппу II. В то же время ненависть, которую Монморанси питал к лотарингцам, оставалась островком спасения для королевы-матери. Шатильоны сблизились с Антуаном Бурбонским, на которого она опиралась. Этот союз первого принца крови и коннетабля мог увлечь за собой всю знать и изолировать семейство Гизов. Поэтому набожные души старались вовлечь Нестора в «правильную среду». Старая герцогиня Монморанси, заклятый враг протестантов и Ша-тильонов, настаивала на том, чтобы ее супруг порвал дружбу с еретиками и стал защитником веры.