Диана, Купидон и Командор

Питцорно Бьянка

– В море, на корабле, – резко ответила Диана. Она не хотела, чтобы Дзелия плакала, она предпочитала, чтобы та так же рассердилась на отчима, как она сама.

Взяв в руки глобус, Диана попыталась идентифицировать «другой конец света», но их оказалось много: Австралия? Аргентина? Канада? Южный полюс?

Диана яростно хлопнула по глобусу, и тот завертелся, как бешеный. Вот была бы она ведьмой, тогда таким же жестом она устроила бы страшный ураган и корабль подлого обманщика закрутился бы в грозных волнах. Диана горячо пожелала беглецу, чтобы он перенес плавание хуже некуда и чтобы его все время рвало. И чтобы его корабль в самом деле попал в бурю и затонул. Вот тогда бы они и забыли его навсегда!

Хотя забыть его было бы непросто, учитывая, что по его вине им теперь придется спать под мостом по ночам и просить милостыню днем (какой стыд!). Она и Дзелия на ступеньках церкви, грязные и оборванные, как бедные сиротки из романов…

Только вот Диана никак не могла представить себе маму в роли оборванки. Она, такая деликатная, такая хрупкая, такая привередливая… Даже имя у нее было неподходящим. Астрид – это имя для принцессы, думала Диана, но никак не для нищенки. Наверняка стыд убил бы маму намного раньше, чем голод

и холод.

Нет, нужно непременно искать другой выход. Например, она, старшая дочь, могла бы найти себе работу и содержать семью. Но какую ей доверят работу в одиннадцать лет? Уж, пожалуйста, не служанкой и не кухаркой, как какая-то Маленькая Леди или как Сара Кру из «Маленькой принцессы». Да и много на этом не заработаешь. О том, чтобы работать секретаршей в почтовой конторе, тоже не стоило думать: во-первых, у нее был ужасный почерк, а во-вторых, адреса на письмах уже печатали на машинке.

Вот работать ковбоем ей бы понравилось. Правда, она не знала никого, кто имел бы стада скота, за которыми она могла бы присматривать, да и простора на острове маловато, тут не особенно поскачешь галопом по бескрайним лугам, гарцуя на жеребцах для родео. К тому же она вообще не умела ездить верхом. За всю свою жизнь Диана сидела в седле два или три раза, причем коня всегда кто-нибудь вел под уздцы.

Самым блестящим выходом из ситуации было бы стать актрисой, чудо-ребенком, как, например, Ширли Темпл из «Маленькой принцессы». Все журналы только и писали о том, что юные звезды кинематографа зарабатывают кучу денег. Она бы не только смогла содержать тогда свою семью, но и снова выкупить их квартиру, дом у моря и мамины драгоценности.

Только вот не так уж это и просто. Чтобы стать юными звездами кинематографа, дети должны быть красивыми, уметь петь, танцевать и играть роль даже лучше, чем взрослые. А ей было еще так далеко до красавицы! Диана знала, что она неловкая, неуклюжая, вечно все роняет… А когда она затягивала какую-то песню, обычно все затыкали уши. В школе она читала стихи с большим выражением, но идея играть роль и делать вид, что она – не она, а кто-то другой, вызывала у нее лишь смех. И потом, она носила очки. А где же это видано – чудо-ребенок и вдруг в очках? Разве что речь идет о каком-то там вундеркинде, гении математики – тогда очки лишь прибавляли бы ему достоверности. Но это был не ее случай.

Тереза говорила, что из Дзелии получилась бы звезда кинематографа – она была белокурой, голубоглазой и все такое. Диана могла бы стать ее агентом и сопровождать повсюду. Но, по мнению Дианы, Дзелия не справилась бы с такой ответственностью. Она еще слишком молода. И Диане не очень нравилось быть на втором плане. Это она старшая, значит, ей придется взять на себя ответственность за семью.

Ни той, ни другой и в голову не приходило, что мама вот уже несколько дней думала о том же.

Глава шестая,

в которой Тереза получает очень неожиданное письмо

Серрата, отель «Лолли»

2 СЕНТЯБРЯ, 10 часов вечера

Дорогая Тереза,

прости, что я уехала не попрощавшись и даже не позвонила. Все это из-за мамы, которая ужасно спешила и не хотела опоздать на двенадцатичасовой поезд.

Ты спросишь, как мы оказались в Серрате, после того как годами не приезжали сюда даже в гости. Я сама не поверила своим ушам, когда мама сказала, что нам нужно съездить навестить Командора Серра, то есть моего деда. Я уже и забыла о его существовании. Теперь же оказалось, что это единственный человек на свете, который в состоянии нам помочь.

Мама говорит, что у нас нет больше денег, чтобы дать Аурелии на покупку продуктов, и что скоро нам придется покинуть наш дом, потому что он больше не наш, и что никто не хочет одолжить нам денег – ни друзья, ни банки. Поэтому если мы быстро не найдем выхода из положения, то пропадем. Не знаю, что именно она имеет в виду. Может, то, что ей придется отдать нас с Дзелией в сиротский приют и самой пойти работать служанкой в какой-нибудь грязный трактир. Только я тогда, скорее всего, сбегу и наймусь юнгой на корабль, а если меня не возьмут, то спрячусь в трюме, тогда им некуда будет деться и меня отправят на кухню чистить картошку, как это обычно происходит. Галинуча сказала, что о Дзелии она позаботится – возьмет ее с собой в деревню, где живет ее мать, так что о ней мне можно не беспокоиться. Я смогу приехать за ней позже, когда разбогатею.

Только мама обо всем этом не желает даже слышать. Она говорит, все это глупости, что о детях должны заботиться взрослые, их родители. И если родители не в состоянии это сделать, значит, очередь переходит к ближайшим родственникам, бабушке и дедушке. Вот почему она решила пойти на унижение и обратиться к Командору Серра, хотя они и рассорились много лет назад – она сама рассказала мне об этом в поезде – и он кричал ей вслед: «И когда ты окажешься в беде, не приходи ко мне плакать и просить о помощи! Я не дам тебе ни гроша!» На что она ответила: «Нужны мне ваши грязные деньги!»

Почему вдруг «грязные», об этом мама говорить не пожелала. Но я думаю, это все потому, что дед Серра – вульгарный и грубый человек, без какого-либо понятия о приличиях, который всю свою жизнь только и думает, как бы разбогатеть еще больше – помнишь, как тот старикашка в «Рождественской песне» Диккенса? Который видел призраков прошлых лет? Мама говорит, что дед примерно такой.

Во время путешествия мама рассказала мне много чего, о чем я и не подозревала. Например, что Командор – так она его называет – владеет всеми кинозалами города – ты только представляешь? – и единственным театром. Кинозалов же целых пять. И что он живет с двумя детьми – моими дядей и тетей – и их семьями в огромной вилле, которую построил в форме средневекового замка, только чуть поменьше. Мама говорит, что это ужасно безвкусно и как раз подходит для разбогатевшего торгаша без какой-либо культуры или семейных традиций за плечами.

Она еще

сказала, что ее подруги из Серраты прозвали деда «вшой-выскочкой» и что в лучших салонах города его не принимают, потому что считают слишком вульгарным.

А сам он еще как гордится своим бедным происхождением. И нисколько не стыдится своих родителей (моих прадедушки и прабабушки); его отец был каменщиком, а мать – прачкой. Наоборот, он всегда хвастается, что создал себя сам. Когда я слышала эти слова еще маленькой, то думала, что дед мой еретик и не признает Бога. Ведь в учении говорится: «Кто нас создал? Нас создал Бог». Но мама говорит, что это слова человека, который не может гордиться своими предками. По ее словам, титул Командора ничего не стоит: он дается любому невеже, кто смог заработать кучу денег. И что дед так и остался невежей, жадиной и самодуром, который порой выходит из ума и требует, чтобы все подчинялись его приказам. Он терпеть не может маму, потому что она, когда еще жила в Серрате, ему не подчинялась, даже наоборот, делала все по-своему.

Мама говорит, что я должна об этом помнить, потому что до нашего переезда в Лоссай мне было пять лет и я присутствовала при их многочисленных ссорах. Но я помню лишь то, что она всегда сердилась, а про деда, только представь себе, помню, что он как-то подарил мне Пеппо. Помнишь ту облезлую плюшевую обезьяну, которую Дзелия везде таскает с собой? Раньше она была моя. Дед Серра купил ее в Германии во время своего первого путешествия после войны.

Еще мама говорит, что Командор обязан позаботиться о нашем содержании, потому что мы тоже носим фамилию Серра и являемся дочерьми его сына. И что если он не пожелает сделать это по-хорошему, то она обратиться в суд, поскольку закон на нашей стороне. То есть, если он все еще будет отказываться, его могут посадить в тюрьму.

Мама написала ему длинное письмо и сказала, что завтра я должна отнести его деду на работу. Вот почему она захотела, чтобы я поехала с ней в Серрату. Мама говорит, что мне нечего бояться, что дед – он как собака, которая лает, но не кусается, и что все карты в наших руках. Только мне все равно стыдно. Почему она сама не пойдет, тем более что она знает Командора лучше меня?

Мама говорит, что маленькой я была любимицей деда и что, увидев меня, он обязательно растрогается. Но если уж она решила его растрогать, то почему не взяла с собой Дзелию, которая совсем маленькая и в придачу белокурая и голубоглазая, как тот американский ребенок, Седрик, в фильме «Маленький лорд Фаунтлерой», помнишь? Тот тоже должен был встретиться со своим невыносимым дедом с больной ногой, который жил в старинном замке. Так это хоть был настоящий лорд в настоящем замке, а не разбогатевший и невоспитанный торгаш в псевдозамке скверного вкуса.

И вообще, не хочу я идти к нему попрошайничать. И не пойду, пусть мама хоть лупит меня своей серебряной щеткой.

Сейчас она внизу, в холле гостиницы, с какой-то своей подругой из Серраты, что зашла ее навестить. Думает, я давно сплю и вижу сны. Она полностью уверена, что я сделаю все, как она захочет. Но я ни за что не пойду туда одна.

Тереза, я скоро вернусь или же напишу тебе, что еще здесь произошло. Спокойной ночи! Твоя очень обеспокоенная лучшая подруга

Диана.

Глава седьмая,

в которой наша героиня отправляется в медвежью берлогу

Кабинет Командора находился в театре Масканьи сразу за кассой. Конечно же, в это время (было три часа пополудни) спектаклей не было и в коридорах царила полнейшая тишина. Лишь пожилой уборщик в сером форменном халате старательно возил шваброй по мраморному полу.

Диана осмотрелась по сторонам. Сердце ее так колотилось, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. К тому же она ужасно злилась на маму. Снова, в который раз, мама выиграла – ей всегда удавалось все, что она задумывала! Лестью, угрозами, слезливыми описаниями того, как все знакомые посчитали бы ее бесчувственной и бессердечной девочкой, обрекающей младшую сестричку на голодную смерть, в конце концов мама все же убедила ее пойти к деду. Даже не убедила, а заставила.

И в придачу, не успокоившись на этом, она еще и разрядила ее в это смехотворное платье. Диана ненавидела его, это розовое платье с оборками, подходящее разве что первоклашке или Дзелии, но уж никак не ей. Да еще и бант в волосах! Во всем мире не было ничего более абсурдного!

Диана не особенно почитала моду: она, так же как и Тереза, была убеждена, что все это лишь пустые глупости, подходящие для таких сплетниц и бездельниц, как мамины подруги, которые целыми днями только и делали, что перелистывали глянцевые журналы. Но в школе все-таки царило некое правило, из которого не могло быть исключений: тот, кто носил очки, мог одеваться лишь в спортивном стиле и ни в коем случае не должен был цеплять на голову ничего легкомысленного (как, например, банты, обручи с цветочками, жеманные приколки или модные шляпки), если не хотел навлечь на себя смех одноклассниц и всей школы.

Но мама сводила все ее протесты к нулю:

– Что за глупости! Ты прекрасно выглядишь.

Однажды, когда Диана наотрез отказалась надеть модный берет с фазаньим пером типа охотничьего, мама наказала ее, не позволив ходить в кино целый месяц.

И вообще, Диана думала, что если уж она должна разжалобить деда, то лучше было бы пойти к нему в самой старой одежде, на всякий случай испачкав ее и пришив пару заплаток – ведь это куда больше подходило к образу бедной нищенки. Но мама сразу же прервала все ее возражения:

– Ты что, с ума сошла? Мы должны дать ему нравственную пощечину. Мы должны показать этому старому скупцу, что несмотря ни на какие трудности мы не потеряли своего достоинства.

И вот сейчас в этом пустынном и чужом коридоре Диане вдруг срочно захотелось в туалет. Это случалось всегда, когда она нервничала, и с малых лет ей пришлось научиться пересиливать стыд и, где бы она ни находилась, непринужденно осведомляться, где располагается уборная – несколько менее компрометирующее слово. Мама говорила в таких случаях: «Мне нужно немного припудрить нос», чтобы не заявлять во всеуслышание «пописать».