Диана. Жизнь, любовь, судьба

Брэдфорд Сара

Раздражение Хасната не отпугнуло Диану. Она продолжала поиски места, где они могли бы жить вместе. В том же месяце она вылетела в Сидней на благотворительный вечер в пользу института Виктора Чэня, бывшего наставника Хасната. За время этой поездки Диана собрала для кардиологического центра миллион австралийских долларов – ей хотелось доказать Хану, что ее слава и способности могут помочь в его карьере. Кроме того, в Австралии она предполагала встретиться со старыми друзьями Хасната. Диана надеялась, что Хаснат сможет вылететь в Сидней, но, поскольку ее визит широко освещался прессой, это оказалось невозможным.

Публика в Австралии неистовствовала, недаром именно здесь зародилась «дианомания». Без привычной ей поддержки департамента охраны королевской семьи и дипломатического корпуса, с весьма скромной охраной, предложенной организаторами поездки, Диана оказалась в роли загнанного зверя. Вокруг ее стола толпились женщины, которые хотели ее увидеть, прикоснуться к ней. Когда

она шла танцевать, ее тут же окружали танцующие, причем некоторые откровенно стремились к ней прижаться. Стоило ей отправиться в туалет, как за ней увязывались целые толпы, и ей приходилось скрываться. Шторы в отеле были опущены даже днем. Если Диана думала, что развод даст ей свободу и нормальную жизнь, то после поездки в Австралию эти надежды рухнули.

Австралийский визит обернулся настоящей катастрофой и в другом отношении. 3 ноября 1996 года Sunday Mirror написала о ее романе с Хаснатом Ханом. Журналисты наконец-то связали ее полуночные поездки в больницу и присутствие на кардиологических операциях с его именем. Газета с уверенностью утверждала: интерес к медицине в Диане пробудила любовь к Хаснату. Диана пыталась прибегнуть к старому способу – через Ричарда Кея, который сопровождал ее в поездке в Австралию, она опубликовала статью-опровержение. Статья в Daily Mail появилась на следующий день. В ней говорилось, как Диана переживает из-за того, что подобные обвинения могут пагубно повлиять на жизнь Уильяма и Гарри, хотя сама она «лишь посмеялась над их глупостью». Хаснат посчитал ситуацию оскорбительной для его достоинства и на время прекратил все отношения с Дианой. Только теперь он отчетливо понял, какова будет жизнь с Дианой. Еще больше Хасната оттолкнуло то, что Диана, пытаясь сделать его союзником в своей непрекращающейся войне, отправила к нему собственных доверенных лиц, Мартина Бэшира и Пола Баррела. Отношения с Хаснатом и официальное оформление развода помогло Диане отвлечься от мыслей о Чарльзе и Камилле. Диана больше не обижалась на Камиллу, даже симпатизировала ей, поскольку ее отношения с Чарльзом вызывали негодование публики и журналистов. Тем не менее о Чарльзе и его окружении думать она не перестала.

Ричард Эйлард, которого Диана считала своим главным врагом, в конце года уволился, и его место занял помощник личного секретаря Стивен Лэмпорт. На должность другого помощника личного секретаря – и это особенно заинтересовало Диану – был принят Марк Болланд, работавший раньше в Комиссии по жалобам на прессу. Его репутация и умение общаться с журналистами были хорошо известны. Принцу его порекомендовали друзья Камиллы. Положение Камиллы в жизни наследника трона было главной (хотя и неназванной) причиной охлаждения между двором королевы и двором наследника. Болланд не мог этого изменить. Главная его задача заключалась в том, чтобы улучшить имидж принца Уэльского и постепенно приучить публику к роли Камиллы в его жизни.

«Мы все пытались вернуть принца в общественную жизнь, поднять его престиж, создать максимально положительный образ наследника престола, – вспоминал Болланд. – Нужно было найти место и для Камиллы, которая, как мы считали, могла улучшить репутацию принца. Эти годы – между разводом и смертью Дианы – были тяжелым этапом в жизни Чарльза, и, если люди будут лучше относиться к Камилле, это пойдет на пользу принцу». Болланд был достаточно умен, чтобы понимать: любые попытки унизить Диану, народного кумира номер один, равносильны самоубийству. «С самого начала, – вспоминал он, – я хотел положить конец войне между Чарльзом и Дианой. Эту войну по их поручению вели самые разные люди, на которых влияли и принц, и принцесса (принцесса в большей степени). Чарльз вполне мог вовремя кивнуть или подмигнуть публике, когда это требовалось, зато он не звонил в газеты, как это делала она… Нужно было попытаться отстраниться от этой борьбы и убедить ее [Диану], что я не собираюсь вести кампанию против нее, скорее наоборот» [500] .

500

Интервью автору в феврале 2004 г.

Работая в Комиссии по жалобам на прессу, Болланд научился чутко улавливать существующие в королевских кругах подводные течения. «Все чувствовали, что ситуация грязная… причем у Чарльза положение было хуже, чем у его бывшей жены… Когда я работал в Комиссии, то сдружился с Робертом Феллоузом и Чарльзом Энсоном… Знаете, Сент-Джеймсский дворец никогда не умел общаться с прессой, с их стороны всегда чувствовалось некое пренебрежение… Когда я пришел работать к принцу Уэльскому, эти отношения окончательно рухнули… По-видимому, разлад с прессой был связан с Камиллой. У них был свой взгляд, у принца свой, и мне пришлось выбирать между ними, это было ужасно… Пока я работал в Комиссии, я знал: самое важное – это отношения с Букингемским дворцом, затем шли Спенсеры и Кенсингтонский дворец, а Сент-Джеймсский дворец замыкал список… Когда Уильям поступил в Итон [сентябрь 1995 года], с прессой был заключен договор – журналисты будут держаться

от него подальше. Это была инициатива Букингемского дворца, об этом говорил Чарльз Энсон… Диана, которой об этом рассказал Дэвид Инглиш, была в восторге. Сент-Джеймсский дворец устранился от переговоров, которые вели Чарльз и Роберт… Королева всегда хотела защитить своих внуков. Службы принца и принцессы ненавидели друг друга и не могли работать слаженно. Мы же приложили все усилия к тому, чтобы интересы внуков королевы были защищены».

Дэвид Инглиш имел огромное влияние на Диану. Он убедил ее в том, что Болланд ей не враг: «Вы знаете своих врагов, знаете, с кем Марку нужно разобраться и с кем нужно разобраться вам…» Он говорил: «Марк не настроен против вас, а если и начнет какие-то действия, я всегда смогу его остановить». Успокоившись, Диана пригласила Болланда в Кенсингтонский дворец, что вызвало в Сент-Джеймсском дворце настоящую панику. «Все сомневались, стоит ли соглашаться? Не собирается ли Диана перетянуть Марка на свою сторону? Это беспокоило всех, даже принца. В конце концов все же решили, что можно попробовать. Я не собирался поддаваться обаянию принцессы» [501] . Однако Диана все же попыталась пустить его в ход: «Она всегда была очень добра и невероятно вежлива: посылала открытки мне и моей матери, подписанные фотографии… После каждого знака внимания кто-то из сотрудников принца обязательно восклицал: „Вот видишь, что она делает!“ Но моей маме это нравилось, ей было приятно. Разумеется, это не меняло моего отношения к ситуации. Диана иногда звонила мне: ей хотелось знать, как идут дела у Камиллы, что вообще происходит, но она старалась не переусердствовать» [502] .

501

Интервью автору в феврале 2004 г.

502

Интервью автору в феврале 2004 г.

По словам Болланда, у Дианы было твердое представление о том, «как следует представлять публике детей, насколько часто нужно показывать их с отцом и все такое». Болланд запомнил, что Диане очень не хотелось, чтобы мальчики оказались в таком же положении, как она, – а ее преследовали каждый день, каждую минуту.

Лорд Уэйкем, который возглавил Комиссию по жалобам на прессу, непосредственно взаимодействовал с Букингемским дворцом и с Дианой. Он стал ее личным медиаэкспертом, умело балансируя на канате, соединявшем дворцы и прессу. Главная его задача заключалась в том, чтобы выработать неформальный кодекс поведения, который избавил бы страну от необходимости принять драконовские и, скорее всего, неработающие законы о защите личной жизни. Ему приходилось общаться с Дианой и Сарой, которые звонили ему с какими-то жалобами, а через несколько часов добивались, чтобы их отозвали. «Нам обычно звонила она сама, или кто-то из ее друзей, или Ферджи, с которой она одно время была очень близка, – вспоминал Уэйкем. – Звонили и на что-то жаловались. Мы отвечали: „Вы должны подать жалобу в письменном виде. Мы не рассматриваем устные заявления“. Часто, если мы все же начинали подготовительную работу, оказывалось, что это никому не нужно, они просто обо всем забыли» [503] .

503

Интервью автору в январе 2004 г.

Об умении Дианы обращаться с прессой Уэйкем говорил: «…В ней сохранился школьный идеализм и совершенно отсутствовала практичность. Но поскольку она оказалась в высших сферах, то начала придавать собственным мыслям большие вес и ценность, чем они имели на самом деле. И это совершенно понятно. Когда живешь в мире, где слышишь только „да, мэм“, „нет, мэм“, „какая прекрасная мысль, мэм“, то самое тривиальное свое замечание начинаешь считать исполненным глубокой мудрости… Думаю, это была главная ее проблема» [504] .

504

Интервью автору в январе 2004 г.

В 1995 году некоторые газеты довольно резко отозвались о действиях Дианы. Ее личный секретарь приехал к Уэйкему. Болланд, который в то время работал в Комиссии, вспоминал: «Ситуация была сложная. Ей приходилось действовать сразу на нескольких фронтах. Ее секретарь сказал: „Джон, вы должны что-то сделать. Нужно всех успокоить“. Уэйкем предпринял все необходимые действия: встретился с председателем News International, с председателем того, с председателем сего… Дело сдвинулось с мертвой точки» [505] .

505

Интервью автору в феврале 2004 г.