Диармайд. Зимняя сказка
Шрифт:
– Давай, переодевайся, – велела она подруге. – А то час упустим.
Те, кто считает ведьмовским часом шестьдесят минут после полуночи, ошибаются. Во-первых, не всякая полночь годится. Во-вторых, нужно соблюдать дни: есть мужские, есть женские, а есть воскресенье, в которое всякая магическая деятельность противопоказана. В-третьих, для светлого дела требуется время от первых петухов до полуночи, для темного – от полуночи до третьих петухов.
Глядеть в хрустальный шар ради спасения крестной Сана могла как раз до полуночи и в женский день, Изору же предупредили – в одиночку не пробовать, засосет, так что ей при необходимости все равно следовало подстраиваться к Сане.
Хотя работа с шаром особого церемониала не требовала, этим можно было заниматься и в домашнем халате, обе специалистки быстренько переоделись.
Уж больно серьезную вещь они затеяли – вторгнуться в жизнь своей крестной…
Сана не имела, как полагалось бы, особой комнаты для магических упражнений. Но столик, и скатерть, и сосуды, и подсвечники, и трехгранные, натертые ароматическими маслами, свечи – все это стояло наготове, равным образом и курильница, чтобы очистить любое помещение, хоть кухню, хоть ванную. Пока Изоре переодевалась, Сана установила на подставке небольшой хрустальный шар, зажгла свечи и потушила электричество.
Несколько минут обе стояли справа и слева от стола, глядя в пол и готовясь к работе. Потом Сана проделала простенький ритуал настраивания шара – на свою энергетику, а себя – на объем и глубину шара. Выглядело это как оглаживание обеими руками, но не прикасаясь к хрусталю, а сохраняя расстойние примерно в половину дюйма.
– Вот и мы, миленький, – сказала Сана. – Дай нам увидеть, что стряслось с крестной. А мы зажжем для тебя хорошие, сладкие курения…
Изора тем временем подготовила глиняную курильницу, зажгла свечу и налила в углубление над ней сперва – воды, сверху – масла, собственноручно для таких дел составленного. Курильницу она поставила за шаром. Вода пошла мелкими пузырьками, и, пока Сана уговаривала шар, начал распространяться сладковатый запах, в котором особенно отчетливо выделялась нота кардамона.
Потом Сана села, положив руки на стол ладонями вниз и наклонившись к шару так, что едва не касалась его носом. Изора встала сзади, сжав узкие Санины плечи. Теперь они тоже вдыхали аромат, испытывали легкое головокружение, отсутствие тяжести собственного тела, и были готовы.
Сперва шар не давал ничего, кроме обычной игры граней, потом в серединке затуманилось, заклубилось, образовалась темная сердцевина, пятно поползло, в нем возникла прореха. И это была именно та прореха, через которую можно было подсмотреть важные вещи.
Сана с Изорой увидели, к своему изумлению, постель, на которой двое занимались любовью.
– Ой… – прошептала Сана, Изора же и того не смогла.
Они настолько ошалели от неожиданной картинки, что даже не сразу поняли – картинка звучит. Стоны женщины и последний торжествующий вскрик мужчины были довольно громкими, после чего наступила тишина, и лишь было видно, как двое, еще не размыкая объятия, целуют друг друга уже не страстными, а умиротворяющими поцелуями.
Наконец, объятие все же распалось. Двое нуждались в отдыхе – и они легли рядышком, держась за руки. Теперь можно было понять, что крошечная женщина в глубине хрустального шара – именно крестная, но несколько помолодевшая. То ли любовь на нее так подействовала, то ли картинка была давняя – в тот миг ни Изора, ни Сана об этом не задумались.
Мужчина рядом с ней потянулся за покрывалом и набросил его на бедра и ноги подруги, потом потянул край и на себя.
Если бы при работе с шаром можно было говорить, подружки непременно спросили бы хором: послушай, кто это? Но вопрос остался бы без ответа – мужчину они видели впервые в жизни. Дара на картинке была смугла, он же – белокож и даже беловолос. Но длинные волосы не показались подружкам седыми – это была платиновая белизна, довольно редкая для мужчины, и неудивительно, что он отрастил такую пышную гриву. Сейчас, когда оба лица были видны в профиль, обнаружилось, что и у него, как у нее, нос – с легкой горбинкой. Что же до телосложения – тело он имел тонкое и молодое, почти безволосое, как мальчик четырнадцати или пятнадцати лет.
Однако это было лицо отнюдь не мальчика, да и рост тоже…
Дара приподнялась на локте, чтобы внимательно посмотреть на это самое лицо, в тот миг – любимое. Она улыбалась, улыбался и он, да так, что Сана с Изорой хором вздохнули.
– Вот это и называется счастьем, – сказала Дара.
– Я рад, что ты сейчас счастлива, – помолчав, произнес он. – Шампанского?
Дара, опираясь о левый локоть, подняла над грудью любимого правую руку – и в заранее правильно собранных пальцах образовался золотистый фужер. Один на двоих.
– За нас? – спросила она.
– За этот час и миг, – ответил он. Как показалось Изоре с Саной, по-особому произнеся «час» и «миг».
– Да-а… Больше нам не отпущено… – голос крестной чуть изменился.
– Все зависит от тебя.
– Если бы в этом мире все зависело только от меня!
– Ты сама себя обманываешь, Дара, – возразил он. – С женщинами это часто случается.
– Я люблю тебя – значит, тебя и обманываю, – извернулась она. – Пей за наше счастье, милый.
Он тоже приподнялдся на локте и пригубил фужер.
– Странно, что судьба о нас позаботилась, дала и место, и время, и свободу, – он опять сделал маленький глоток. – Если вдуматься, то иной любви у нас и быть не могло.
– Зато мы не будем свидетелями ее безвременной кончины.
– В том-то наша беда, что мы с тобой всегда помним о времени…
Она допила шампанское и откинула покрывало.
– Спешишь?
Тонкая мужская рука скользнула по спине крестной, мужчина попытался привлечь к себе подругу – и кто его разберет, чего в его душе сейчас было больше, нежности или желания сделать по-своему.
Впрочем, жажда близости, кажется, была неподдельной…
Дара резко повернулась к избраннику.
– Хочешь, чтобы я лежала и смотрела, как уходишь ты?
Она вскочила с постели, подхватила с пола ком одежды, выпрямилась – если бы кто вздумал ее сейчас изваять, то назвал бы скульптуру «Проснувшаяся гордость»!
– Сила твоя велика, – сказал мужчина. – Но она останется с тобой, пока ты влюблена. Иссякнет любовь – иссякнет и сила!
– Любовь к тебе?
– Это гейс, Дара. Я давно думал о прощальном подарке. Вот тебе мой гейс!