Дибук с Мазлтов-IV
Шрифт:
— Ты на самом деле стал дибуком?
— Я стал дибуком.
Я пожал плечами.
— Хорошо, Йосеф. Ты — дибук. Это безумие, но я верю тебе.
Поверил ли я на самом деле? Или я поверил, что поверил? Как мог я не верить… Кунивар заговорил голосом Йосефа Авнери, и другого объяснения этому не было. Меня прошиб холодный пот. Я столкнулся лицом к лицу с невероятным, и все мое мировоззрение пошатнулось. Теперь все возможно. Б-г может воззвать ко мне из пылающего куста. Солнце может остановиться. Нет уж, сказал я себе, давай-ка принимать иррациональные вещи поэтапно, по одной за раз. Появилось свидетельство существованию дибуков, значит, дибуки существуют. Но все прочее, относящееся к невидимому миру, оставим несуществующим,
— Как ты думаешь, почему это случилось именно с тобой? — спросил я его.
— Это может быть только наказанием.
— Наказанием за что, Йосеф?
— За мои эксперименты. Ты знал, что я изучал метаболизм кунивару, не так ли?
— Да, конечно. Но…
— А ты знал, что я оперировал кунивару в нашей больнице? Никому не говоря, я использовал пациентов в запрещенных исследованиях. Это была вивисекция, Шимон.
— Что?! — Я не верил собственным ушам.
— Мне нужны были сведения, получить которые я мог только одним способом. Страсть к познанию ввергла меня в грех. Я говорил себе, что эти существа больны, что в любом случае они скоро умрут, а если я вскрою их живыми, то от этого все получат пользу. Понимаешь? Вдобавок они не были людьми, это были всего лишь животные. Очень умные животные, но тем не менее…
— Нет, Йосеф. Я охотнее поверю в дибуков, чем в это. Чтобы ты делал такие вещи? Мой хладнокровный друг, ученый, мудрец? — Я содрогнулся и отступил на несколько шагов. — Освенцим! Бухенвальд! Дахау! Эти названия говорят тебе о чем-нибудь? Это не люди, говорили нацистские врачи, это всего лишь евреи, а наша нужда в научных сведениях… Это было всего лишь триста лет назад, Йосеф. И ты, еврей, из всех людей именно ты…
— Я знаю, Шимон, я знаю. Избавь меня от нравоучений. Я ужасно согрешил и за свои грехи попал в это неповоротливое, жирное тело на четырех ногах, движения которых с трудом могу координировать, с кривой спиной, с грязной жаркой шкурой. Я все еще не верю в Б-га, но верю в некую вселенскую силу, воздающую за дела. И мне воздалось по делам моим, Шимон, о да! Я пережил сегодня шесть часов безумного ужаса, я даже не подозревал, что можно так испугаться. Оказаться в этом теле, поджариться в этой жаре, чувствовать себя погребенным в массе плоти, испытывать совершенно чуждые ощущения от органов чувств — это настоящий ад, и я не преувеличиваю! Я бы умер от шока через десять минут, если б уже не был мертвым. Только сейчас, когда я вижу тебя и говорю с тобой, я начинаю контролировать себя. Помоги мне, Шимон.
— Что ты хочешь, чтоб я сделал?
— Вытащи меня отсюда. Это пытка. Я мертвец, я должен упокоиться, как упокоились прочие мертвецы. Освободи меня, Шимон.
— Но как?..
— Как? Как? Откуда я знаю? Я что, эксперт по дибукам? Я что, должен руководить собственным экзорцизмом? Знал бы ты, как трудно удерживать это тело в стоячем положении, заставлять язык произносить ивритские слова так, чтобы ты понял меня… — Неожиданно кунивар опустился на колени. Процесс был медленным, сложным, отчасти напоминающим то, как опускались земные верблюды. Чужак начал быстро неразборчиво бормотать и стонать, размахивая руками, на мягких губах выступила пена. — Ради всего святого, Шимон! — закричал Йосеф. — Освободи меня!
Я позвал Игаля, моего сына, и он быстро прибежал с дальнего края поля, поджарый здоровый мальчик, всего одиннадцати лет от роду, но уже длинноногий и крепкий. Не вдаваясь в детали, я показал ему на страдающего кунивара и велел позвать на помощь жителей кибуца. Через некоторое время он вернулся и привел семь-восемь человек — Абрашу, Ицхака, Нахума, Ури, кого-то еще. Все вместе мы кое-как погрузили тяжелое тело кунивара в кузов уборочной машины и отвезли в нашу больницу. Там два доктора, Моше Шилоах и еще один, начали осматривать больного чужака. Тем временем я послал Игаля в деревню кунивару рассказать, что Сеул потерял сознание на нашем поле.
Доктора быстро пришли к выводу, что Сеула поразил тепловой удар. Они начали обсуждать инъекцию, которую следует сделать кунивару, когда Йосеф Авнери, все это время хранивший молчание, вновь заговорил. В операционной в тот момент оставались Ури и Нахум. Я не хотел, чтобы безумные слухи поползли по кибуцу, и поспешно вывел их оттуда, попросив забыть обо всем. Когда я вернулся, доктора занимались своим делом, а Йосеф терпеливо объяснял им, как стал дибуком.
— Жара свела бедное создание с ума, — пробормотал Моше Шилоах и воткнул огромную иглу в одну из конечностей Сеула.
— Заставь их выслушать меня, — обратился ко мне Йосеф.
— Вы же узнаёте этот голос. Тут происходит что-то необычное, — сказал я. Но врачи не хотели верить в дибуков. Йосеф протестовал, а медики продолжали накачивать тело Сеула транквилизаторами, укрепляющими и прочими лекарствами. Даже когда Йосеф начал рассказывать кибуцные слухи прошлого года — кто с кем спал, кто воровал вещи с общего склада и продавал кунивару, — они не обращали на его слова никакого внимания. Складывалось впечатление, что они настолько отказывались верить в то, что кунивар говорит на иврите, что даже не вслушивались в его речь. Слова Йосефа они считали бредом Сеула. Наконец кунивар приподнялся и громким голосом сердито сказал:
— Ты, Моше Шилоах! На борту «Ковчега» я застал тебя в постели с женой Тевье Кона! Ты думаешь, кунивар может об этом знать?
Шилоах ахнул, покраснел и выронил шприц. Второй врач тоже замер на месте, пораженный услышанным.
— Что он говорит?! Как такое может?.. — пролепетал врач.
— Ну давай, продолжай утверждать, что это не я! — проревел Йосеф. Докторам было так же трудно поверить в происходящее, как и мне, да и самому Йосефу в свое время. Мы все были очень рациональны, живя в кибуце, и сверхъестественному не находилось места в нашей жизни. Но феномен отрицать было невозможно. Кунивар Сеул голосом Йосефа Авнери говорил о том, что мог знать только Йосеф, а Йосеф умер больше года назад. Зовите это дибуком, галлюцинацией, да чем угодно, но отрицать присутствие Йосефа было бессмысленно.
— Мы должны решить, что делать, — сказал Моше Шилоах, оглянувшись на двери. Обсуждение ситуации протекало бурно. Мы согласились, что положение тяжелое и очень деликатное. Несчастный Йосеф требовал, чтобы его изгнали из тела кунивара и позволили упокоиться со всеми покойниками. Пока мы его не умиротворим, он будет донимать нас. Боль и раздражение могут заставить его раскрыть множество секретов нашей личной жизни, ведь покойнику наплевать на правила поведения в обществе! Этого мы допустить не можем. Но что делать? Связать его и посадить под замок? Вряд ли. Йосеф заслужил лучшее обращение. Опять же, следовало помнить и о несчастном Сеуле, чье тело захватила чужая душа. Мы не могли держать кунивара в кибуце, под замком или на свободе, даже если его тело занял представитель нашего народа. Отправить Сеула домой, пока Йосеф остается его невольным гостем, мы тоже не могли. Так что же делать? Отделить душу от тела, каким-то образом восстановить целостность Сеула, а Йосефа отправить в мир мертвых. Но как? От заражения дибуком в стандартной фармакопее лекарств не существует. Как найти выход?
Я послал за Шмарьей Ашем и Яаковом Бен-Ционом, которые в тот месяц председательствовали в совете кибуца, и за Шломо Фейгом, нашим раввином, проницательным и решительным человеком, совершенно неортодоксальным — он вел почти такой же светский образ жизни, как и все мы. Они тщательно допросили Йосефа, и он рассказал им всю свою историю, от скандальных незаконных опытов до посмертного существования в виде бродячей души и неожиданного вселения в тело Сеула. Наконец Шмарья Аш повернулся к Моше Шилоаху и сказал: