Дикарь из глубинки, или Курс выживания для мажорки
Шрифт:
Глава 1. Наследник
Милена
У каждого в жизни бывает такое утро, которое можно емко и хлестко охарактеризовать одним словом – паршивое. Вроде оно единственное, но сбивает с курса так, что все последующие дни идут наперекосяк и через одно место.
Сегодня это про меня.
Вообще, я человек максимально позитивный. Правда! Верю в силу мысли, в то, что в любом черном пятне можно найти белую точку, что жизнь – зебра, а единороги какают радугой. Ну и в себя, разумеется, верю! Как без этого? Но сегодня
Началось все с того, что стоило мне только переступить порог своего кабинета, как селектор ожил сварливым басом моего босса, без предисловий скомандовавшим:
– Милена, зайди ко мне в кабинет. Немедленно!
Рука с латте макиато дрогнула, а я моментально насторожилась. И даже не потому, что время едва приблизилось к восьми утра, а меня уже вызывало к себе на ковер начальство. И тем более не потому, что на меня рявкнули “немедленно”. За пять лет работы личной помощницей главы огромного медиахолдинга я уже сбилась со счета, сколько раз слышала эти: немедленно, быстро, срочно и бегом. Нехорошее предчувствие породило волнение, потому что голос всегда бойкого Андрея Петровича Румянцева странно похрипывал и “трещал”. Как будто нашему грозному старику семидесяти пяти лет сильно нездоровилось. Чего с ним за все пять лет моей работы на фирме ни разу не случалось.
Тьфу-тьфу-тьфу!
Зажимая кнопку на селекторе, я бросаю дежурное:
– Доброе утро, Андрей Петрович. Буду с минуты на минуту!
И услышав удовлетворенное бурчание в ответ, на ходу скидываю лоферы, ныряя в туфли на шпильке. Делаю глоток кофе. Обжигаю язык. Чертыхнувшись, поправляю растрепанную ветром прическу, одергиваю юбку, подхватываю со стола рабочий лэптоп и покидаю свой кабинет.
Офис только начинает оживать. Коллеги лениво расходятся по своим рабочим местам. С кем-то обмениваемся улыбками, с кем-то кивками, а кто-то (я уверена) провожает меня испуганным взглядом и крестит в спину. Ибо у нас в холдинге только я не иду к генеральному, как на плаху: хмуро, понуро, на дрожащих конечностях. А всегда шествую гордо, с высоко поднятой головой и улыбкой во все тридцать два.
Сухенький, невысокого роста и худощавого телосложения генеральный директор нашей фирмы имеет не соразмерный своей миниатюрной фигуре огромный и грозный норов. Цербер в теле чихуа-хуа! Работники всех десяти этажей бизнес-центра мимо его кабинета предпочитают ходить на цыпочках. Бегать по его поручениям со скоростью света. И трястись над любой мелочью, смертельно боясь старику не угодить. Вздернутая бровь Андрея Петровича порой была страшнее самого громкого крика. А недовольное “хм” убивало вернее пули, пущенной прямо в висок.
Именно поэтому для всех в коллективе я была “отчаянной смертницей”. Меня боялись, уважали и, кажется, считали немного “с прибабахом”. Потому что терпеть в прямом руководстве того, кто довел до нервного тика и изжил десятка с два личных помощниц, вряд ли способна адекватная девушка. А уж тем более его восхвалять!
Мои предшественницы седели, бледнели, заикались и бежали со своего места работы, как загнанные пони. Я же обожала свою работу. И Андрея Петровича тоже обожала. Не многим доводилось узнать, что под несгибаемой волей и стальным характером прячется милый старичок, до одури обожающий свою жену – Люсеньку. Что с этой Люсенькой они каждый вечер ходят на вечерний променад. А каждую среду на танцы.
Не знали и знать не должны. Лицо, как никак, держать надо!
Но это все лирика. Боевик начнется дальше…
Я захожу в приемную. Шредер монотонно гудит, сжирая очередную порцию старых документов. Ветер завывает в приоткрытое окно, а бледный секретарь Вадик вяло перебирает папки на столе. Парень поднимает взгляд:
– Вадик, привет, – киваю. – Как там наш сегодня?
– Пугающе, Мила, – шепчет. – Пугающе…
М-да, собственно, как и всегда. Ничего нового. Вадик-Вадик. Позор мужского рода! Взрослый шкаф под два метра ростом с фейсом мордоворота, а жмется перед директором, как таракан перед тапкой. Вот и как после таких “коллег” верить в грубую мужскую силу? Вернее, в ее существование.
Закатываю глаза и стучу в дверь с табличкой “генеральный директор Румянцев А.П.”. Услышав все то же “надтреснувшее”:
– Входи! – ныряю в приоткрытую дверь.
– Андрей Петрович, вызывали?
Мою фигуру одаривает придирчивым взглядом изумрудная пара глаз:
– Проходи, Милена. Присаживайся. У меня есть к тебе серьезный разговор.
Послушно “прохожу и присаживаюсь”. Складываю руки на коленях, аки послушный одуванчик. И, навострив уши, замираю в ожидании продолжения.
Директор поднимается из-за стола, как-то неловко на него опираясь. Странно.
Я пробегаю глазами по лицу и фигуре нашего “старичка”, оценивая его состояние. В принципе, кроме легкой бледности и усталости во взгляде ничего не предвещает беды. Да, тени под глазами гуще, и капелька пота катится по виску. Но с виду все не так критично. Как говорят в народе, он еще нас всех – молодых – переживет!
Вот только врачи, похоже, считают по-другому. Потому что Андрей Петрович заявляет прямо, без лишних обиняков:
– Милена, дело – труба.
– Совсем?
– Совсем. Скопытится скоро ваш старик, останетесь всем холдингом на попечение олухов-акционеров. Развалят дело, как пить дать!
– Что вы такое говорите, Андрей Петрович? – отрываю пятую точку от стула.
Старик машет рукой, приказывая сесть обратно.
– Не дергайся и не причитай. Говорю, как есть. Я сильно болен и осталось мне совсем немного. Врачи говорят, протяну еще месяца три. Полгода. Максимум! Если очень постараюсь.
Я роняю челюсть. Клянусь, я слышу, как она звякнула, ударившись о бетонный пол! Таки подскакиваю на ноги, причитая:
– Андрей Петрович, да как же вы так…
– Хотя я никогда не верил диагнозам этих шарлатанов, – перебивает меня, отмахиваясь гендир, – но, увы, в этот раз и сам чувствую. Вот тут, понимаешь? – бьет себя в грудь мужчина.
– Вот тут? – глупо повторяю я, хлопая ресницами.
– Тут, – кивает он. – Все, – артистично разводит руками, – финита ля комедия. Отыграл я свое на этом свете, Миленочка! Кони двину и туда, – косит глаза к потолку Румянцев, – на облачках пушистых танцевать.
– Прям туда? – тоже кошусь на потолок директорского кабинета. – Тьфу ты! И-и? – тяну растерянно, – как же… чем же…
– Чем ты можешь мне помочь?
– Д-да! Вы только скажите, лекарства там, врачи…
– А вот это вопрос правильный. Уместный.