Дикарь
Шрифт:
— Успокойся, родная! Господь не для того вернул его нам, чтобы взять его снова от нас…
Петр Николаевич, как умеет, утешает жену.
Две недели тому назад они получили депешу от Ганзевских с извещением о том, что Дима тяжело ранен, находится у них в фольварке, и что они ждут только случая, доставить его в госпиталь, в Варшаву.
И Всеволодские, захватив детей, немедленно помчались туда же.
Зоя Федоровна с мужем с величайшими затруднениями доставили
А Дима все еще не приходил в себя. Последним впечатлением, последнею сознательною мыслью мальчика был крик: «Казаки, казаки!», появление на загородном лугу Сережки, Вени и младшего Ставровскаго и последовавшее вслед за тем отчаянное бегство полуроты германцев. И потом страшный удар в грудь… Искаженное лицо Германа и что-то темное, непонятное и непроницаемое, как мрак, что окутало его, Диму, и повлекло куда-то вниз, куда — неизвестно…
Не потеряй тогда Дима сознания, он узнал бы, что никаких казаков и не было поблизости, что Сережка, Веня Зефт и Коля, издали завидя страшные приготовления германцев, рискнули на отчаянный, смелый поступок.
Зная страх неприятеля перед одним словом «казаки», они рискнули обмануть германцев ради спасения жизни Димы и других приговоренных к расстрелу пленных. И их замысел увенчался успехом, германцы бежали, позабыв о казни.
Бежали и освобожденные так неожиданно пленные. Один только Дима остался на месте. Товарищи нашли его истекающим кровью, с простреленной грудью, и сначала отнесли в землянку, а потом доставили к Ганзевским в фольварк.
В ясный декабрьский день открыл впервые глаза Дима. Белые фигуры двух сестер милосердия одновременно склонились над постелью раненого. Но вот подошла третья и тихо шепнула:
— Надо приготовить его к встрече с вами… не следует волновать его… Он еще так слаб…
Но Дима успел уже бросить беглый взор на окружающих и разглядеть знакомые лица «сестриц».
Его исхудалое лицо озарилось светлой, бесконечно милой улыбкой:
— Мама… Ни… Родные, вы здесь?.. Как я счастлив!
И протянул к ним худенькие руки.
С заглушенным криком счастья мать и сестра обняли его…
А потом начался праздник… Праздник души недавнего дикаря. Никогда еще не думал Дима, что его так любят. Нежные ласки и заботы родной семьи окружали его теперь… Отчим, мать, Ни, оба брата наперерыв старались угодить медленно выздоравливающему юноше.
От потери крови и серьезной, сложной раны Дима был еще очень слаб.
Нечего было и думать снова возвращаться к прежней жизни бойскаута в полной превратностями, случайностями «Зоркой Дружине». Необходимо было ехать домой, отдохнуть, залечить рану, укрепиться духом и телом.
На этом настаивали родные, так решил и он сам, видя, что иначе поступить безрассудно. Перед отъездом из лазарета члены «Зоркой Дружины» навестили Диму.
С какой горячностью обнимались друг с другом юные братья-разведчики.
На груди Марка белел небольшой крестик — знак военного отличия. Такой же крестик был прислан и Диме, но из боязни слишком взволновать, только что начавшего поправляться юношу, его родные до поры до времени скрыли от него о лестной награде.
Наступил, наконец, день отъезда. Бледный, исхудалый до неузнаваемости, Дима, опираясь на руку отчима и Никса, вошел в вагон того поезда, который должен был умчать его с семьею домой, на север.
Юлия Алексеевна и Левушка следовали за ним, стараясь предугадать каждое движение больного. Бледное юное лицо Димы и почетный военный орден, уже висевший на его груди, обращали на него все взоры.
Ни, оставшаяся работать в качестве сестры милосердия в одном из варшавских госпиталей, Маша с семьей Ганзевских, у которых она осталась теперь на время, пришли проводить Диму.
И члены «Зоркой Дружины» были тут же все в сборе.
Юлия Алексеевна в благодарность Сережке за спасение сына обещала взять его на свое попечение по окончании войны.
До её же окончания Сережка решил продолжать свою разведочную службу среди других членов «Зоркой Дружины».
Собравшись тесной группой на дебаркадере вокзала, друзья Димы не сводили глаз с дорогого, успевшего заслужить всеобщее расположение, товарища.
А Юлия Алексеевна не могла достаточно налюбоваться своим юным сыном. Недавно угловатый, грубый и нелюдимый «дикарь», Дима оказался смелым, отважным героем.
А другие, такие же мужественные юные герои посылали ему с платформы вокзала свой последний прощальный привет.
Марк, братья Ставровские, Сережка, Веня и Малыш махали шапками, кричали добрыми, молодыми голосами: — Счастливого пути, Вадим! Поправляйся и возвращайся обратно! Члены «Зоркой Дружины» будут часто и подолгу вспоминать тебя.
И в ответ на это, бледное лицо раненого расцветало светлой улыбкой.