Дикарь
Шрифт:
– Дрисколл? Как он?
– Мэм, этот разговор был бы гораздо проще, если бы вы позволили мне зайти на несколько минут. У меня есть…
Прежде чем Марк закончил фразу, замок на цепочке с тихим стуком отодвинулся, и дверь открылась.
Женщина посторонилась, пропуская его. Это была пожилая дама в цветастом домашнем платье, с тёмным платком на голове.
–
Марк закрыл дверь и прошел за женщиной в гостиную, где она опустилась в мягкое кресло перед цветочным диванчиком. Мебель была изрядно потрёпана, но комната выглядела опрятной и чистой, кружевные салфетки лежали почти на каждой плоской поверхности.
Марк сидел и ждал, когда Альмина Кавазович заговорит.
– И что же он сделал?- спросила она.
– Он мёртв, мэм.
Она встретилась с Марком взглядом, хотя и не выглядела шокированной.
– Да, - просто сказала она, - это к лучшему.
– Вы можете рассказать мне о докторе Дрисколле? Как вы познакомились с ним?
Она вздохнула, печаль отразилась на её морщинистом, но приятном лице.
– Он был моим соседом, как вы и сказали. Я мало его знала, только то, что он работает на Правительство. Я приехала из Боснии в девяностые годы, во время войны. Моя семья пыталась приехать, но они… - Она замолчала на мгновение, и Марк подождал, пока она продолжит.
– Они не могли…
Марк не просил её вдаваться в подробности, он мог представить себе причины, по которым её семья столкнулась с трудностями при попытке эмигрировать. Бумажная волокита… задержки… нехватка денег… Марку было интересно, как ей удалось, но это не имело значения для расследования, и он не стал проявлять любопытства.
– Я пошла к доктору Дрисколлу и спросила, может ли он мне помочь, раз уж он работает на Правительство. Сначала он говорит, что не может помочь. Потом возвращается и говорит, что сможет помочь, если я соглашусь на его работу, буду следовать правилам и никому об этом не расскажу.
– Что это была за работа, мэм?
– спросил Марк с упавшим сердцем, полагая, что уже знает, что она собирается сказать.
– Заботиться о ребёнке. Воспитывать его до тех пор, пока доктор Дрисколл не будет готов тренировать его.
«Тренировать?»
Марк ожидал, что она скажет о воспитании, особенном обучении ребенка, но не о… тренировках. Он вспомнил о странном интересе Дрисколла к спартанцам и нахмурился.
– Тренировать каким образом?
–
– Это очень важно. Это хороший, правильный путь.
– И в обмен на это он обещал помочь перевести сюда вашу семью?
Миссис Кавазович кивнула.
– Да, и получить мне визу, чтобы я могла здесь работать. Я плету кружева и продаю их в маленькие магазинчики. Теперь и через интернет тоже, но не так много, так как руки уже не так хорошо работают.
Марк взглянул на её скрюченные руки, сцепленные на коленях, на побелевшие костяшки пальцев.
– Я… понимаю. И он платил за то, что вы ухаживали за мальчиком?
– Он оплачивал только расходы.
– И он организовал переезд вашей семьи?
Она покачала головой и отвернулась.
– В конце концов, он не смог этого сделать. Позже я узнала, что они погибли на войне.
– Мне очень жаль.
Она не обратила внимания на его слова, однако Марк заметил, как напряглись её плечи.
– Но я получила свои документы. Теперь я гражданка США.
– Значит, вы растили этого мальчика, пока ему не исполнилось, сколько лет?
– Семь, почти восемь.
– А потом Дрисколл взял его с собой, чтобы начать тренировки?
– Да, - ответила она прерывающимся голосом. Она не проливала слёз, говоря о семье, убитой на родине, но её глаза заблестели, стоило ей заговорить о мальчике.
– Вы не знаете, работал ли Дрисколл с кем-нибудь ещё?
Она покачала головой.
– Нет. Ни с кем больше.
– Вы имеет хоть малейшее представление о том, что из себя представляли эти так называемые тренировки?
– Нет, не знаю. Доктор Дрисколл пришел сюда однажды ночью, когда мальчик спал. Я пыталась остановить его. Я… не хотела его отпускать. Я сказала, что воспитаю его, но Дрисколл оттолкнул меня. Сказал, что аннулирует мою рабочую визу. Я бы голодала без работы. И без семьи.
– Она опустила голову.
– Он дал мальчику лекарство, чтобы тот не проснулся, а потом забрал с собой.