Дикарь
Шрифт:
Я мечтательно усмехнулся, одновременно не выпуская из виду цель, но и оставаясь при этом искренним:
— А помнишь, как мы мечтали, когда родилась моя Ника, что они поженятся, когда вырастут..?
Илья усмехнулся намного более разочарованно, чем я:
— Разве что в шутку! Помилуй, нынче ведь не Средневековье, чтобы женить детей по воле родителей… — немного помолчав, он осторожно уточнил: — А что, Вероника Львовна тоже ещё не замужем?
Пришла моя очередь насупиться:
— Пока нет. Но намерения имеет.
— И попросила тебя помочь в выборе жениха? — Илья изумлённо приподнял кустистые седые брови.
— Если бы! — совершенно неинтеллигентно фыркнул я. — К сожалению,
— В твоём возрасте и при твоём здоровье называть себя старым — это кокетство, Лев! — пожурил меня Илья с усмешкой. — А что касается авторитета отца, есть особая ирония судьбы в том, как к нам с тобой прислушивается целое научное сообщество и абсолютно игнорируют дети…
В его словах мне почудилось глубокое понимание и сочувствие — я буквально растрогался, осознав, как похожи мы в вопросах воспитания наших чад.
— Ты знаешь, всё, вроде бы, не так плохо, — принялся жаловаться я, вдаваясь в подробности. — Меня не игнорируют, со мной спорят, и уважительно, не хотят открытой ссоры, но… — я развёл руками. — Этот её кандидат… Называй это как хочешь: моей интуицией, моим знанием людей, жизненным опытом в целом — но я не могу его принять. Никак. Душа рвётся от одной мысли, что он заберёт и увезёт её… мою Веронику.
— Рано или поздно, это случится, Лев. Однажды она выйдет замуж, не за этого так за другого, и уедет от тебя.
— Да кто же спорит, Илья! Я это прекрасно понимаю и совершенно готов: как-никак, Нике 24 — было время подготовиться. Но этот итальяшка, чёрт его раздери…
— В самом деле! Итальянец? Наш коллега?
Я безнадёжно махнул рукой:
— Какое там! Непонятно кто, торгаш какой-то. Ника так и не смогла мне внятно объяснить, чем он занимается… Но богат — это факт. Швыряется деньгами так, словно у него их куры не клюют.
— В чём же проблема, Лев? Почему ты не веришь, что он сможет составить счастье твоей дочери?
— Не сможет. Уверен. Объяснить полностью не смогу, только какие-то обрывочные факты. Менталитет, например. Не мне тебе объяснять, насколько разные у нас культуры. Итальянцы — они… их всегда и везде слишком много. Они шумят, орут, машут руками, как сумасшедшие. Они вспыльчивые и излишне эмоциональные, а этот ещё и беспардонный. Сразу стал меня папой называть… ты знаешь, я не терплю фамильярностей от малознакомых людей. И разговаривает со мной так, будто я старый, ничего не понимающий дурак. Я, понимаешь?! Уверен, что у него не больше девяти классов образования, по нашей системе, да и те на сплошные двойки. А ещё он значительно старше Ники — ему явно под сорок. Он молодится, носит какие-то нелепые костюмы, но возраст так легко не спрячешь… Короче, сплошное недоразумение, а не зять. И, разумеется, он намерен увезти Нику к себе в Италию. Как она там будет, бедняжка — не
представляю. Языка не знает, совсем одна с этим… прощелыгой!
— Ника не говорит по-итальянски? — удивился Илья. — Как же она с женихом общается?
— Учит, — бросил я нехотя. — А он что-то там по-английски знает… но даже по сравнению со мной — чисто символически.
— Чудеса, — покачал головой мой старый товарищ. — И как ты намерен решать эту проблему?
Я потупился, ощущая лёгкое, непривычное для себя смущение.
Глава 2. Моё большое итальянское счастье
У микрофона дочь профессора антрополога, спортивная журналистка Вероника Львовна Виноградова (далее — Вероника)
Это было совершенно не в моём характере — так бесшабашно влюбиться в малознакомого мужчину намного старше меня и почти не говорящего на понятном мне языке. При том, что более
Ну, в общем, вы поняли, что у нас с папой и прежде случались разногласия. Нет, вы не подумайте, батюшку я люблю всем сердцем, и всю свою сознательную жизнь стараюсь быть хорошей послушной девочкой, но побороть мамины мятежные гены порой бывает очень сложно. Да, она вышла в своё время за "занудного очкарика" и всю оставшуюся жизнь, до трагической гибели несколько лет назад, любила его и хранила ему верность, но во всём остальном это была на редкость свободолюбивая натура. Боюсь, что эта черта передалась и мне. Для начала, я не пошла в науку, хотя папа разве только физическое насилие не использовал в попытках убедить, что мой живой ум будто самой природой создан для удивительных научных открытий. Например, в детстве я на собственном опыте убедилась, что нельзя ставить керамический салатник на газовую плиту и греть в нём картошку. Расколется. Что жуки и бабочки не могут жить ни в закрытых банках, ни в спичечных коробках, а неизменно погибают там. Что нельзя стягивать с ёлки игрушки и гирлянды — она падает. Каждый раз, сколько ни стягивай. И так далее и тому подобное. Папа был против моего поступления на журналиста (что это за наука такая — журналистика?!), но надо отдать ему должное, вставать в позу не стал. А вот с Витторио вышло совсем другое…
Пару месяцев назад я со своей подругой и тренером Лерой отправилась в двухнедельный отпуск в Римини. Нам хотелось отведать чего-нибудь необычного, но при этом не превращать отдых в забег по достопримечательностям, а дать себе возможность отлежаться на шезлонге под нежные звуки морского прибоя. Итальянский курорт оказался тем самым сочетанием красоты исторических и художественных ценностей и восхитительного, расслабляющего, животворящего безделья с бокалом коктейля на большом белоснежном песочном пляже. А если совсем лениво — то у бассейна.
В первый вечер мы не стали посещать бар, так как очень устали с дороги, а утром я, по своей московской привычке, подскочила в шесть. Уточню, это в Москве было шесть, а тут, в Италии, ещё на час меньше. Дабы не будить сладко посапывающую подругу, я натянула лёгкую тунику и выскользнула из номера. Ещё вчера вечером, проводя беглую экскурсию по отелю, администратор показала нам просторную террасу на третьем этаже с белоснежными мягкими диванчиками и видом на море. Туда-то я и направила свои стопы, чтобы насладиться ранним итальянским утром в одиночестве. Но ошиблась. В деревянном кресле, обложенный подушками, сидел и курил мужчина довольно приятной наружности. Скорее всего, местный — об этом свидетельствовал южный тип внешности: смуглая кожа и чёрные, как смоль, вьющиеся волосы. Он не был молод, но и не стар, я бы даже не назвала его возраст средним — это было бы явным преувеличением. Крепкую мускулистую фигуру подчёркивал светлый костюм — кремовые брюки и белая рубашка поло, красиво натянутая на бицепсах. Печальные карие глаза задумчиво смотрели на горизонт — туда, где из мутной дымки, захватившей пространство между небом и большой водой, медленно, величаво поднималось дневное светило.